После битвы в живых остаются лишь трое самураев: предводитель отряда Камбэй, его старый друг Ситиродзи и юный Кацусиро. В последних кадрах он бежит за крестьянской девушкой, но останавливается на мосту. Камбэй и Ситиродзи наблюдают за тем, как крестьяне с песнями сеют рис. Самураи им больше не нужны. Камбей говорит, что крестьяне празднуют победу. «Они победили, не мы!» Затем камера показывает могильник, в верхней части которого видны четыре курганные насыпи. В них воткнуты мечи, а меч, вонзенный в крайнюю правую от зрителя насыпь, развернут в сторону, противоположную остальным. Ветер гонит пыль. История семи самураев закончена. Притча получилась, и суть ее такова: крестьянский производительный труд во все времена выше труда ратного. Любой воин, пусть даже он отважный самурай, оказывается всего лишь слугой у крестьян!
Заключение
Вот и подошел к концу наш рассказ о самураях – рыцарях Дальнего Востока. Мы не случайно называем этих воинов рыцарями – ведь между ними и их европейскими собратьями было очень много общего, а к рыцарскому служению японцы относились даже серьезнее, чем европейские воины. В Японии, как и в Европе, также существовала система рыцарского воспитания, идеология воинов была основана на осознании ими собственного превосходства над низшими сословиями, а самурайский кодекс бусидо требовал от японца много больше, чем европейский кодекс чести. Во всяком случае, от европейских рыцарей не требовалось умирать при поражении сюзерена, и поражение не считалось позором. Продолжая сравнение, можно сказать, что собственные интересы были для европейских рыцарей важнее всего, ради приобретения богатства, земель, влияния и власти они подчас были готовы пойти и на преступление. Нечто подобное было и в Японии, но как исключение, а не правило – вот в этом рыцари Западной Европы и японские самураи существенно различались. Для последних на первом месте был долг перед своим господином и перед самим собой. Совершив предательство или нарушив кодекс чести, японский рыцарь был готов предать себя смерти и этим искупить свою вину, тогда как для европейца в измене господину подчас и вины-то особой не было!
Конец сословия самураев в Японии ознаменовался кровавыми битвами и был настоящей трагедией для очень многих людей. Цветная ксилография Утагава Куниёси.
Для самурая главным трофеем в бою являлась голова противника, которую он мог положить к ногам своего господина, а то даже и самого сёгуна – военного вождя всех самураев. Европейские же рыцари в бою себе подобных по возможности не убивали, а старались взять их в плен, чтобы потом взять и отпустить за выкуп. Более того, убивать рыцаря рыцарю считалось даже как-то и неприлично. Вот пехотинцы, лучники, арбалетчики, «флористы» (люди, рассыпавшие на пути конницы железные колючки) – тех можно было убивать и калечить безо всякой жалости. Например, английским лучникам, попавшим в плен к французам, те отрубали два пальца на руке, чтобы они не могли больше стрелять из лука, и именно поэтому-то те, у кого они еще были, перед боем их своим противникам и показывали. Мол, видите – у нас есть чем стрелять, и мы вас сейчас «раскатаем»! Вот так в Европе и родился знаменитый знак «V». А вот в Японии такого не могло быть по определению. Там отрезали не пальцы, а сразу головы, а пленных брали в исключительных случаях. К тому же брать деньги за выкуп никто бы из самураев просто не осмелился, да вроде бы и случаи такие в истории Японии неизвестны. Вот с честью умереть за своего господина или даже просто за самого себя – это да, почетно! А зарабатывать таким вот образом деньги или даже просто о них думать – это позор!
Битва при Сирояме – решающее сражение между правительственными войсками императора Японии и самураями Сацумы под предводительством Сайго Такамори, произошедшая 24 сентября 1877 г. Абсолютное численное превосходство императорских войск привело к полному разгрому повстанцев. На этой японской картине Сайго Такамори, руководивщий своим отрядом, изображен в черно-красной форме европейского образца в правом верхнем углу.
Впрочем, главное, и самое фундаментальное различие в культуре западноевропейских рыцарей и японских самураев заключалось в том, что они принадлежали не только к двум различным земледельческим цивилизациям, но и абсолютно разным исторически сложившимся военным культурам. Самураи – типичные представители народов-лукофилов, причем лукофилия у них дошла до крайней степени – обожествления лука и искусства стрельбы из него. Рыцари Западной Европы представвляли собой другую крайность – людей-лукофобов. Рыцарь брался за лук лишь в исключительных случаях, никогда не стрелял из лука с коня и рассматривал его лишь в качестве оружия для охоты и спортивного снаряда, но не средства войны. Такое разделение возникло еще в глубокой древности, в незапамятные времена и стало самым наглядным, хотя и далеко не самым очевидным, примером влияния на общественное развитие социальных предрассудков, пришедших к нам из далекого прошлого. Рыцарь считал достойным противником только того, кто выступал против него лицом к лицу и сражался тем же оружием, что и он сам. Убивать на расстоянии можно было только простолюдинов и язычников, против которых «все средства были хороши». Для самураев оружие в принципе значения не имело. Оно было лишь средством обеспечить «путь к победе», а лук ли это, копье или меч, значения не имело, хотя применение ядов, безусловно, осуждалось как недостойное воина. Лучников нанимали, так же как и арбалетчиков, причем перед выстрелом из лука европейский «коный лучник» должен был обязательно сойти с коня. Сидеть на благородном животном, даже если это и была простая деревенская кобыла, и стрелять из лука в Европе было нельзя!
Примеры социального жеманства, аналогичного тому, что проявлялии западноевропейские лучники в отношении лука, имели место и в Японии. Например, многие историки считают, что конструкция японского лука юми связана с буддийской традицией не касаться мертвечины. А поскольку склеить небольшой, но мощный монгольский лук без копытного клея нельзя, кроме того, желательно обтянуть его еще и кожей, то самураям было противно всего этого касаться, и они предпочитали луки рессорного типа из бамбуковых пластинок, обмотанных волокнами ротанговой пальмы. Однако как же тогда быть с нагрудником из кожи доспеха о-ёрой и вообще с доспехами из кожи, что были у них в ходу? Значит, в одном случае отвращение к коже и копытному (либо рыбьему) клею место имело, а вот в другом почему-то нет?! Или же причина была в чем-то другом, или же причин было сразу несколько?
Если мы обратимся к социальным отношениям между самураями и остальным населением и сравним их с европейскими, то увидим, что менее трудные условия жизни в Европе привели к тому, что феодальное право здесь было несколько мягче, чем в Японии. Долг обязывал самурая по первому требованию умереть за своего господина, но зато в отношении крестьян он обладал правом «убить и уйти»: то есть был абсолютным хозяином их жизни и смерти, о чем европейская знать не могла и мечтать. С другой стороны, японские феодалы, как и европейские, обитали в укрепленных замках и точно так же, как западные рыцари, чуждались огнестрельного оружия. Причина их отрицательного отношения к достижениям технического прогресса проста и понятна: огнестрельное оружие противоречило их философии. Мысль сойтись лицом к лицу с достойным противником и победить его никогда не покидала японских рыцарей, а ружья превращали сражение в бойню, где самый умелый воин мог пасть жертвой слепой пули. А значит, и все их рыцарское искусство уже не являлось столь значимым, так же как и бесценные мечи, и родовые доспехи из металлических пластин, стоившие целое состояние.
