Таким образом, археологический материал в целом подтверждает сообщение Тацита об определенных фортификационных навыках племен, живших на сарматской территории Северного Кавказа. Впрочем, совершенно очевидно, что укрепления возводили оседлые жители, которые могли быть как сарматами, так и местным населением, жившим на контролируемой сарматами территории.
Когда сарматы входили в союзные армии, то они, естественно, не занимались осадами. Так, в армии Юлия Аквилы во время осад римляне занимались именно взятием городов, тогда как аорсы вели полевую войну (Tac. An., XII, 15–16). В 50 г. языгские всадники, союзники свева Ванния, войско которого состояло из пехоты, рассеялись по полям для грабежа, не желая сидеть в осаде (Tac. An., XII, 29–30). Конечно, кочевникам, жаждущим поживиться, находиться в осаде совсем не хотелось. Если же сарматы оказывались запертыми в крепости на территории неприятеля во время подхода вражеского войска, то они предпочитали не обороняться внутри укрепления, а принять бой вне его, на равнине, где можно было развернуть свою конницу (Бузанд, III, 7).
5. Война на воде
Одним из видов внезапного набега на территорию Римской империи была переправа через Дунай в летний период. Сарматы, поселившиеся в междуречье Тисы и Дуная, во время Маркоманнских войн обладали лодками, хотя еще в конце I в. они, по заявлению языга Гезандра в поэме Валерия Флакка (Argon., VI, 326–327), совершенно не умели плавать в лодках. Так, по условиям мирного договора римлян с языгами (175 г.) последние не должны плавать на своих судах, занимать острова на Дунае и вообще обязаны отойти от реки (Dio Cass., LXXII, 16, 1; 19, 2; ср.: Колосовская 1988: 610–611). Это, по-видимому, было необходимо, чтобы лишить сарматов баз для нападения. Стратегию подобных набегов описывает Аммиан Марцеллин (XVII, 13, 27) в речи императора Констанция II (358 г.): варвары переправляются через пограничные водные препятствия и внезапно нападают на мирных жителей, избегая при этом столкновения с войсками империи.
Переправлялись через Дунай как на лодке, так и вброд в тех местах, где река была мелкой (Amm., XVII, 13, 27). Коней, вероятно, в лодки не сажали, но они, удерживаемые за повод, плыли вслед за своими хозяевами. Таким образом могло переправиться значительное количество как пеших сарматов, так и конных (см.: Amm., XVII, 13, 5–18). Причем следует заметить, что среднедунайские сарматы, в отличие от других своих степных сородичей, неплохо плавали (Amm., XVII, 13, 15).
Очевидно, дунайские сарматы использовали небольшие речные суда, заимствованные у местного населения, самым простым видом которых была выдолбленная однодеревка (Amm., XVII, 13, 27; ср.: Arr. Anab., I, 3, 6). Зосим называет суда, на которых сарматы переправлялись через Дунай в 322 г., кораблями (Zosim., II, 21, 1; 3: νῆες), то есть, казалось бы, речь шла о больших военных кораблях, хотя в других пассажах автор обозначает их самым общим наименованием: «суда» – πλοῖα (I, 31, 1; 3; 34, 1; 35, 2; 42, 1–2). Однако последнее название у Зосима синонимично и кораблям νῆες, и даже лодкам σκάφη (Zosim., I, 42, 1–2). Таким образом, у Зосима нет четко установленной терминологии, он, видимо, в своем словоупотреблении во многом зависел от источника. Более конкретен военный историк Аммиан Марцеллин. Он сначала именует суда сарматов-лимигантов общим словом navigia (XVII, 13, 16), затем они же оказываются лодками (XVII, 13, 17: lintres), и, наконец, автор отмечает, что враги были введены в заблуждение римлянами, плывущими на их судах, поскольку они узнали свои «национальные лембы и знакомые весла» (Amm., XVII, 13, 17: gentiles lembos et nota remigia conspicantes). Таким образом, речь идет о lembi – небольших быстроходных гребных судах, удобных для речного плавания.
Более того, похоже, что некоторые племена сарматов занимались морским разбоем, что в общем не вяжется с нашим представлением о них как о кочевниках. Вспомним, к примеру, что во время набега сарматов на скифов, описанного Лукианом (Tox., 39–40), налетчики даже не пытались переправиться на другой берег Дона, чтобы захватить оставшуюся часть скифского стана. Однако в надписи Посидея, сына Посидея из Неаполя (II в. до н. э.), упоминаются «пропиратствовавшие сатархеи» (IOSPE, I, 672), которые были разбиты. Возможно, этот грек служил в составе флота Скифского царства, основу которого, скорее всего, и составляли корабли северопонтийских полисов, которые подчинялись скифскому царю
[468]. Обычно сатархи считаются сарматским племенем, жившим в Северном Крыму, в Присивашье
[469]. Для того чтобы добраться до острова, им явно нужны были некие суда, для управления которыми нужен был определенный навык. Может быть, на появление у сатархов такого явления, как пиратство, повлиял пример крымских тавров, которые активно занимались прибрежным грабежом торговых кораблей (Hdt., IV, 103; Diod., III, 43, 5; XX, 25, 2; Strab., VII, 4, 2). Естественно, пиратство было характерно для оседлого населения, к которому, скорее всего, и принадлежали сатархи, ведь для кочевников действия на море непривычны, обычно они боятся водной стихии – разве что в сотрудничестве с оседлыми жителями номады могли выйти в море
[470].
В самом конце II в. до н. э. Неоптолем, полководец Митридата VI Евпатора, разбил неких варваров зимой в конном сражении на льду, а летом – в морском бою на Боспоре Киммерийском (совр. Керченском проливе) (Strab., II, 1, 16; VII, 3, 18). Кто были эти враги, обладавшие и конницей, и флотом, не ясно. Петербургский археолог Ю. А. Виноградов доказывает, что это были азиатские ахейцы
[471]. Однако более вероятно, что это были какие-то местные племена, жившие неподалеку
[472].
Итак, данными свидетельствами исчерпываются наши сведения о боевых действиях сарматов на море. Их немногочисленность, с одной стороны, объясняется нетипичностью действий на море среди кочевников, а с другой – малым количеством сохранившихся источников. В Подунавье мы встречаем речное судоходство, а на Черном море – морское, для которого требовались более устойчивые суда. В то же время не ясно, была ли разница между военными и гражданскими типами судов. Вероятно, нет. Ведь использовались простые лодки, которые предназначались не для морского боя, а для переброски сил через водные преграды. Само же использование водного транспорта было вызвано, с одной стороны, географической необходимостью, а с другой – возможностью сооружать несложные виды судов, которые, кроме того, могли быть взяты у прибрежных жителей, для которых мореходство было одним из способов добычи средств к жизни как посредством морского промысла, так и пиратства.
