– Когда ты смотрел запись с камеры, чтобы проверить, не пошел ли кто из мальчиков за Лео, ты не видел Порцию Доусон? Ты помнишь, что она сделала после того, как Дейзи и Лео скрылись из виду?
– Пфу-у-у… Ну и вопросик! Я почти уверен, что через несколько минут она пошла в том же направлении, но гарантировать не могу. А почему это так важно?
Эверетт глубоко вздыхает.
– Думаю, что это может стать важным. Надо позвонить Бакстеру и попросить его проверить. Потому что если ты прав и Порция пошла вслед за Дейзи, то она пошла не домой. Доусоны живут в противоположном направлении.
***
– Послушайте, мистер Мэйсон, подобная обстановка совсем не подходит для встреч.
Я знаю, что это мелко, но не могу отказать себе в удовольствии.
Он находится в комнате для допросов № 1. Об удобных креслах речи не идет, и оставьте ваши шуточки про инквизицию, потому что я давно выучил их наизусть. Стены выкрашены в такие мертвенные цвета, которые вы не согласитесь использовать даже для уличного сортира, а окна расположены так высоко, что выглянуть из них невозможно. В центре помещения стоят четыре стула из пластика и один из тех черных столов с деревянными краями, которые, я вас уверяю, делаются специально для полицейских участков. Анна Филлипс называет это «обстановкой устрашения». Лично мне никогда не приходило в голову думать о системе уголовного правосудия как о чем-то интеллигентном, но даже если такая обстановка – результат чистой случайности, я не могу отрицать, что она приносит свои плоды. Еще один элемент все той же призванной наводить ужас структуры. Обстановка давит, выводит из себя, сбивает с толку. Хотя, судя по всему, Барри Мэйсон не собирается пасовать перед этим зловещим окружением. Правда, вы, наверное, уже сами поняли, что мой опыт общения со строителями нельзя назвать вдохновляющим.
Куинн закрывает за нами дверь. Воздух внутри провонял ложью. А от Барри несет пивом и дешевым лосьоном после бритья. И я не знаю, что из этого хуже.
– Итак, мистер Мэйсон, – начинаю я, – теперь, когда все мы знаем, на чем стоим, – может быть, вы соблаговолите рассказать нам, где же вы были во вторник после обеда? Поскольку совершенно очевидно, что в Уотлингтоне вас не было.
– Хорошо, не было. Но и в Оксфорде я свою дочь тоже не убивал.
Я поднимаю брови в притворном шоке:
– А кто здесь говорит об убийстве вашей дочери? Может быть, вы, сержант Куинн?
– Никак нет, босс, – отзывается Гарет.
– Я знаю, о чем вы думаете. Не дурак. – Мэйсон отворачивается.
– Тогда расскажите нам, где вы были. Начиная, скажем, с трех тридцати пополудни.
Барри бросает на меня взгляд и начинает грызть ноготь на большом пальце.
– В Уитни. В баре. Ждал одну профурсетку, которая так и не появилась.
Надеюсь, что сейчас у меня на лице моя самая гадкая улыбочка.
– Наверное, получила предложение получше, нет? И меня это не удивляет. С вас-то что взять? Кроме ипотеки и двух детей… Ах да, я же совсем забыл, что о детях вы им не рассказываете, правда?
Барри отказывается реагировать на это.
– Вы расплачивались кредитной картой, мистер Мэйсон? – спрашивает Куинн.
– Я что, похож на идиота? – огрызается наш «гость». – Моя гребаная супружница обыскивает все карманы.
– То есть у вас нет доказательств, что вы действительно там были? – снова вступаю в разговор я.
– Простите, но мне как-то в голову не приходило, что мне может понадобиться чертово алиби.
– А потом?
– Что потом?
– Понимаете, мне не очень верится, что вы провели там весь остаток дня, как какой-нибудь продинамленный тинейджер. Сколько вы ждали, прежде чем уйти?
Барри ерзает на стуле:
– Не знаю. Может, минут тридцать…
– И через полчаса вы ушли?
Поколебавшись, Мэйсон кивает.
– И сколько было времени?
– Около четырех. Может, четверть пятого.
– Так почему же вы после этого не поехали домой?
Барри сердито смотрит на меня:
– Да потому, что я уже позвонил Шэрон и сказал, что задержусь. Мне вовсе не хотелось, чтобы меня запрягли в приготовления к этому гребаному вечеру. Понятно? Теперь удовлетворены? Я могу быть ленивым козлом, но не убийцей. А против козлов закона нет.
Я не тороплюсь:
– И что же вы делали? Куда направились?
– Немного покатался. – Он пожимает плечами.
Еще одна пауза. Мы с Гаретом поднимаемся, и Мэйсон смотрит на нас:
– Что, и это всё? Я могу идти домой?
– Да, вы можете идти домой. Хотя меня удивляет ваше желание туда попасть, принимая во внимание прием, который вас там ждет.
Барри делает гримасу:
– Это просто фигура речи. В этом чертовом городишке масса гостиниц, если вы еще не заметили.
– Кстати, не советую вам уезжать, не поставив нас в известность. Нам все еще надо выяснить, где вы были в тот вечер.
– Я же уже сказал, что не могу этого доказать.
– Камеры наружного наблюдения не лгут, мистер Мэйсон. И тест на ДНК – тоже.
Мне показалось или что-то при этих словах промелькнуло на лице Барри?
– Мне нужен адвокат. – Голос его звучит зловеще. – Мне положен адвокат.
– Вы можете встречаться с кем хотите. Но только не забудьте сказать, что вас никто не арестовывал.
У двери я задерживаюсь и поворачиваюсь к Мэйсону:
– Как вас называла Дейзи?
– Простите? – От неожиданности он моргает.
– Вопрос совсем простой – как вас называла Дейзи?
Я намеренно использую прошедшее время, чтобы посмотреть на его реакцию. Но он, кажется, не замечает этого.
– «Папочка». – Его ответ полон язвительности. – Может быть, иногда «папа». Простите, но там, откуда я родом, слово «отец» не используется. А какая, твою мать, разница?
– Может быть, и никакой, – улыбаюсь я. – Просто интересно.
***
На следующий день, в 10:35 утра, Эверетт вновь звонит в дверь дома Доусонов. Через окно ей виден кот, лежащий на спинке кресла в передней комнате и с подозрением изучающий ее сквозь листья герани. Дверь открывает усталый, но безупречно выглядящий мужчина с седеющими волосами.
– Слушаю вас, – говорит он, хмурясь; у него сильный ольстерский акцент. – Мы не покупаем у проходящих коммивояжеров.
Верити поднимает брови и свое удостоверение:
– Я тоже. Детектив-констебль Эверетт, Криминальный отдел Управления полиции долины Темзы. Я могу войти?
