– Повторяю, полиция! Немедленно откройте, или мы выломаем дверь!
Проходит минута или две, затем кто-то скребется по дереву, и наконец дверь приоткрывается на пару дюймов. За ней стоит женщина с платком на голове. Ей не больше двадцати.
– Что вам надо? Почему вы не оставляете нас в покое? Мы ничего не сделали.
– Детектив-инспектор Адам Фаули из Криминального отдела Управления полиции долины Темзы. – Я делаю шаг вперед. – У нас есть ордер на обыск. Прошу вас открыть дверь. Для всех будет лучше, если мы станем вести себя как цивилизованные люди.
– Цивилизованные люди? Вы приходите сюда, колотите в дверь, пугаете мою мать и моих детей – и утверждаете, что вы цивилизованный человек?
На улице собирается толпа, состоящая в основном из молодых людей азиатской наружности. На головы некоторых из них надеты куфии
[68]. Я вижу, как Куинн поудобнее перехватывает свою дубинку. Только беспорядков мне не хватало!
– Послушайте, мы можем вести себя или жестко, или цивилизованно, – отвечаю я. – Впустите нас, и даю вам слово, что мы постараемся закончить все как можно скорее и нанести при этом как можно меньше вреда. Но можете не сомневаться – если мне придется взломать дверь, я это сделаю, и тогда ваше имя появится в газетах, и все те оскорбления, которым вы подвергались в прошлом году, начнутся по новой. Так что решать вам, и побыстрее.
Женщина ослабляет хватку. Я гипнотизирую ее глазами, и она в конце концов утвердительно кивает. Сердце колотится так, что мне трудно дышать. Я жестом приказываю патрульным отступить на тротуар, а потом обращаюсь к Бренде, офицеру по связям с общественностью:
– Прошу вас проследить, чтобы детей и женщин не пугали без причины. Куинн, вы и Гислингхэм – за мной.
Даже в такую погоду в доме пахнет сыростью. Со стен свешиваются клочья выцветших обоев, и здесь же, в камине, стоит древняя газовая горелка, на которой, кажется, крупными буквами написано: «Смертельно опасно». Даже если б мы четверо вышли из комнаты, она все равно оказалась бы забита народом. Здесь находятся две пожилые женщины в черном, которые сидят на провалившейся софе и раскачиваются вперед-назад, и три молодые матери, обнимающие своих детей за плечи. Дети смотрят на нас громадными печальными глазами. Я улыбаюсь одной из девочек, и она улыбается мне в ответ, а потом утыкается лицом в никаб
[69] матери. Мужчин в комнате нет.
Я слышу, как у меня за спиной Гарет приказывает Крису обыскать задние комнаты и кухню, а сам бросается наверх, перепрыгивая через две ступени за раз.
– Босс? – кричит он мне. – Сюда!
Меня самого должен был насторожить запах табачного дыма, и где-то на подсознательном уровне так и получается. Я добираюсь до лестничной площадки и заворачиваю за угол. Передо мной две двухъярусные кровати, впихнутые в комнату, которая мала и для одной. На одной из нижних сидит, скрестив ноги, Азим Рахия. Я сразу же узнаю его, потому что видел его брата, но в этом юнце нет огрубелости старшего, что на мгновение дает мне надежду, что он еще не пошел по той же дорожке. Однако потом я вижу лицо второго человека в этой комнате. Он сидит на верхней кровати, курит и болтает ногами, совсем как маленький ребенок.
– День добрый, фиоцеры, – говорит этот тип слегка заплетающимся языком. Рядом с ним лежит упаковка «Стронгбоу»
[70]. В жизни он не такой привлекательный, как на пленке. На расстоянии его волосы казались намного светлее. Щеки и подбородок покрывают следы от юношеского акне. И манеры выдают его с головой – эти блуждающие прищуренные глаза, это самодовольство. Мотня его джинсов болтается где-то у колен, а в ухе у него серьга, которая проделывает в мочке дыру размером в палец. От вида этих колец мне всегда становится нехорошо.
Он затягивается и выпускает дым мне в лицо.
– Мне кажется, что нас не представили друг другу, – говорю я, подражая его манере. – Я детектив-инспектор Адам Фаули, а вы кто?
Он очень неприятно ухмыляется и показывает на меня дрожащим пальцем:
– Я-то знаю, а вот тебе предстоит догадаться.
– Сержант Куинн, проводите этого младенца до машины. Если он будет отказываться назвать свое имя, вызовите социального работника. Этому ребенку никак не больше шестнадцати.
Слышится какая-то суета, но у Гарета есть нога и преимущество в несколько стоунов
[71] веса. Так что молокосос уже верещит о «жестокости», пока я вслед за ними выхожу на площадку и зову Гислингхэма. Затем приказываю:
– Начинайте обыск. В постельном белье спрятан по крайней мере один лэптоп.
Когда я поворачиваюсь к Азиму, мне кажется, что он, вполне вероятно, обделался.
***
Допрос Барри Мэйсона в участке Св. Алдэйта
Оксфорд, 23 июля 2016 г., 12:42
Присутствуют: детектив-инспектор А. Фаули, исполняющий обязанности детектива-сержанта Г. Куинн, мисс Э. Карвуд (адвокат)
ЭК: Мы правильно понимаем, что вы собираетесь предъявить нам обвинения?
АФ: У нас еще осталось несколько вопросов к вашему клиенту, мисс Карвуд.
ЭК: Связанных с обвинением в распространении порнографии?
АФ: Пока – да.
ЭК: Отлично. Но я бы хотела напомнить вам, что время неумолимо идет вперед.
АФ: Мистер Мэйсон, вы поддерживаете отношения с человеком по имени Азим Рахия?
БМ: Представления не имею, о ком вы.
ЭК: Этот человек – родственник Ясира и Санни Рахия.
БМ: Что? Это те педофилы-азиаты, о которых писали во всех газетах? Конечно, я их не знаю. Спаси Господь!
АФ: Азим Рахия – младший брат Ясира Рахия. Ему семнадцать лет.
БМ: И что?
АФ: Вы никогда не контактировали ни с ним, ни с членами его семьи? И никогда не получали от них порнографию?
БМ: Сколько раз вам, твою мать, надо повторять?! Я не покупаю порнуху. Ни у них, ни у кого-то другого. Однажды купил журнал с девочками, но на этом всё. Конец. Можете проверить мой телефон, мой чертов компьютер – вы не найдете в них подобного дерьма.
АФ: К сожалению, жесткий диск вашего компьютера уничтожен огнем, так что мы не можем узнать, что на нем было. Или что с него было стерто. Однако должен сообщить, что в вашем телефоне обнаружены два видео. В них содержатся чрезмерно сексуально откровенные изображения детей…
