Незадолго до рассвета мне удалось забыться сном, но ненадолго: прозвучал утренний колокол, одновременно гулкий и звонкий. Пора было вставать.
Умываясь, – принесшая воду Ина не проронила ни слова, – я внимательно посмотрела в зеркало. Делла права, пожалуй, блеск в глазах можно принять за лихорадочный, но я вовсе не чувствовала себя больной, невзирая на бледный после бессонной ночи вид. Тени под глазами не скроешь, конечно, да и веснушки, проявившиеся во всей красе…
Я вздохнула и решила, что раз избавиться от них невозможно, придется считать это особым зернышком, пускай даже я не праздничная булочка. А кому не нравится, может смотреть на кого-нибудь более симпатичного, с гладкой кожей без отметин и не такими огненными волосами.
– Я не была настолько рыжей! – сказала я своему отражению, закалывая косу на затылке. – Нет, правда. Разве что на солнце…
Вот только ставни вовсе не открывали, – за ними выл зимний ветер, – а светильники не могли уложить мне на макушку огненный венец, как это делало летнее солнце!
«Не каждый день увидишь такую солнечную корону», – вспомнила я слова Грифона и сердито встряхнула головой. Довольно вспоминать о нем! Даже если не думать о колдовстве и прочем, достаточно осознать: как бы там ни сложилось, Грифона уже несколько веков нет в живых, неважно, умер он от старости в окружении внуков или погиб от руки предателя…
«Но ведь все осталось прежним, – пришло мне на ум. – Выходит, пока и прошлое неизменно?»
Снова раздался удар колокола. Пора было одеваться и спускаться к завтраку.
Надевать утреннее зеленое платье не хотелось. Было бы оно хоть немного менее ярким… Но как приглушить цвет? Разве что застирать ткань до блеклости, но на это времени не было.
Взгляд мой упал на Тень, примостившуюся на подушке. Сейчас она выглядела зыбкой, словно расплывшейся, полупрозрачной, как вуаль…
– А что, если приспособить тебя? – вслух подумала я.
Сказано – сделано. Правда, на меня снова подчеркнуто не обратили внимания. Быть может, потому, что сегодня мы не досчитались половины оставшихся претенденток? Или потому, что кавалеры не сели за стол, проводили нас до трапезной и откланялись?
Делла (я вздохнула с облегчением) оказалась на месте, пускай и не желала смотреть в мою сторону. А еще Идда, Тина-Санна, Мада-Норра, Ода-Летта, Каса-Онна (вот неожиданность!), ну и я – вот и все оставшиеся претендентки.
– Позвольте поздравить вас, сударыни, – проговорил распорядитель. – Второй этап позади. Осталась сущая малость, но от нее зависит, войдете ли вы в число тех трех, из которых его величество станет выбирать невесту…
«Как так? – удивилась я. – Испытание ведь дает однозначный ответ!»
Впрочем, подумать об этом можно было позже, а пока я обратилась в слух.
– Все вы доказали, что способны вынести тяжелые испытания, – продолжал он, – все достигли совершенства в изящных искусствах, каждая по-своему. Осталось проверить, способны ли вы вынести ожидание.
– Как это? – тут же спросила Мада-Норра.
– Вы все узнаете в свой черед, – был ответ.
– А наши сопровождающие?
– Более не нужны, – ответил распорядитель, а я с трудом сдержала досадливый вздох: ведь я хотела расспросить Лана!
Делла взглянула на меня одновременно с пониманием и презрением, и я отвернулась.
Поймать взгляд Идды мне не удалось: она не поднимала глаз. Каса-Онна, напротив, посматривала по сторонам с вызовом. На лице ее виднелась отметина, нанесенная шпилькой принцессы, но ясно было – вскоре от нее не останется и следа. Не сомневаюсь, она тоже это понимала, а потому не слишком-то расстраивалась: глаз уцелел, а прочее можно поправить с помощью косметики или даже колдовства. Либо же обратить себе на пользу: тонкая белая полоска придаст загадочности внешности Каса-Онны, а тайна, связанная со шрамом, привлечет многих и многих…
* * *
Этот этап Испытания лучше было бы назвать пыткой одиночеством. Даже горничные не разговаривали с нами. Я пыталась спросить Ину хотя бы о погоде, но она отмалчивалась.
Не происходило ровным счетом ничего, уроки отменили, все, включая пугающий застольный королевский этикет (в котором, каюсь, я путалась до сих пор). Музыкальную комнату закрыли, танцевальный зал тоже, на прогулку нас выводили ненадолго – было слишком холодно и ветрено. Оставалось только бродить по замку взад-вперед – по тем его частям, что были нам доступны, – да предаваться праздным беседам, чтобы скоротать время. Вот только никто не желал пускаться в разговоры: Делла подчеркнуто игнорировала меня, Идда – избегала, а с остальными я и прежде тесно не общалась. Могла переброситься словом-другим с Мада-Норрой или Ода-Леттой, но не более того. Они, впрочем, тяготели к Тина-Санне, которой я побаивалась, а потому вскоре я осталась в полном одиночестве.
Хотя почему – в полном? У меня была Тень. Она, конечно, не умела разговаривать, зато проказничала, как котенок: дразнить ее можно было часами, она не уставала и при этом не причиняла разрушений, как настоящее разыгравшееся животное. А еще никто не отбирал бумагу и краски, так что занятие у меня имелось. Я не отказалась бы от книг, но раз их не было, оставалось только вспоминать детские фантазии и стараться запечатлеть их на бумаге – на это уходило много времени, а мне только того и нужно было.
Почему именно детские? Наверно, тогда мечты мои были ярче и… проще, так будет верно. Я еще не знала, чем может обернуться желание стать королевой, не представляла, что такое – сказочное Испытание…
Не слышала о Грифоне.
Мысли о нем оказались хуже всего: они преследовали меня днем и ночью. Я не раз ловила себя на том, что надолго застываю, погрузившись в воспоминания (много ли их было!), и не скоро прихожу в себя.
«Что за колдовское наваждение!» – говорила я себе раз за разом, но снова и снова вынуждена была признать: это никакие не чары. Грифон поселился в моих мыслях едва ли не с первой нашей встречи, когда я приняла его за призрака… Со второй так уж точно! Слишком о многом он рассказал, заставил задуматься, сам того не желая…
«Будь честна с собой, – сказала я себе очередным долгим вечером. – Ты хочешь увидеть его снова. И не во сне, потому что…»
Потому что даже воспоминания о Грифоне грели, как костер в зимнюю ночь. Это сейчас было нелишне, и не из-за того, что в замке по-прежнему скверно топили и по коридорам гуляли сквозняки. Просто все мы – оставшиеся участницы Испытания – словно вмерзли в лед и с каждым днем становились все менее живыми, превращались в собственные тени, в мрачные портреты, статуи с холодными и пустыми лицами…
Мне страшно было смотреть на остальных, но как я ни пыталась, не выходило поговорить с ними. Делла отворачивалась, когда видела меня. Идда не открыла дверь и даже не отозвалась, когда я постучала к ней поздним вечером… О прочих и речи не шло.
Куда только подевался мой горячий порыв – найти, расспросить, помочь! Вернее, он не исчез – просто разбился о ледяную стену равнодушия. По-моему, даже Делла старалась не вспоминать о Лиссе, что уж говорить об остальных!
