На лице Моргена можно было прочесть сомнение.
– Это просто, – продолжил Вихтих. – Я могу все показать; как сделать трут, какие можно взять трухлявые щепки, от каких камней лучше получаются искры.
– А это грязная работа?
Вихтих поднял свои испачканные руки.
– Да, как и большинство других дел, – сказал он, непринужденно пожав плечами. – Эти умения помогают выжить. Я могу научить тебя многим полезным вещам, например снимать шкурки с дичи и готовить из нее еду. – Он усмехнулся. – Вот это уж точно грязная работа.
Морген, который все еще стоял, вздрогнул.
«Отлично!» Присев на корточки рядом с Моргеном, Вихтих обнадеживающе ему улыбнулся.
– Не волнуйся. Пока я рядом с тобой, – тут он изобразил на лице серьезность, – я всегда буду делать грязную работу. – Глядя в лес за спиной у Моргена, он спокойно произнес, будто разговаривая с самим собой: – Таким людям, как ты, нужны такие, как я.
– Простите меня, – сказал Морген.
Вихтих изобразил удивление.
– Что? Да не переживай. – Он сверкнул ослепительной улыбкой и принялся тщательно расчищать место для спального мешка Моргена. – Ты же знаешь, что говорят о жизни того, кого человек спас.
Мальчик выглядел карикатурно серьезным.
– Вы отвечаете за эту жизнь. Она принадлежит вам.
Вихтиху не особенно нравилась последняя часть или, возможно, то, как мальчик ее произнес, но он решил не обращать на это внимания. Иногда этот парень так странно выражается. Фехтовальщик исподтишка посмотрел на Штелен. Клептик была полностью поглощена перекладыванием вещей из своей торбы. Хорошо. Теперь, когда рядом нет Бедекта, Вихтиху предоставился самый удобный случай. Ему было досадно, что у него не нашлось побольше времени на то, чтобы все спланировать, но он понимал, что, даже будь у него время, он не стал бы тратить его на подготовку. У него все лучше получалось в сложнейших условиях, когда за малейшую ошибку можно поплатиться всем, что у тебя есть.
«Если бы Бедект хотя бы чуточку осознал, насколько я умен, он убил бы меня еще много лет назад. Или сделал бы меня главным». И все же было забавно позволять Бедекту воображать себя главарем их жалкой воровской шайки.
– Морген?
Мальчик посмотрел вверх и встретился с ним взглядом.
– Да?
– Насколько Кёниг раскрыл тебе свои планы?
– Ауфшлаг, мой учитель, рассказал мне больше, чем ему следовало. – Морген печально взглянул на огонь. – Я думаю, он чувствовал себя виноватым.
– Но они сказали вам, что воспитывают вас, чтобы вы стали богом?
– Я рожден быть богом.
Вихтих принял эту поправку без комментариев.
– И вам известно зачем?
На лице Моргена отобразилось непонимание.
– Чтобы служить народу Зельбстхаса.
Вихтих позволил показать себе на лице долю сомнения.
– Вам понятно, во что верят Геборене Дамонен, верно?
– Человек создал богов, а не наоборот.
– Конечно, – согласился Вихтих, как будто давно знал, – но дело не только в этом. Хотя они верят, что боги созданы человеком, до недавнего времени они все-таки поклонялись этим богам. Геборене были всего лишь безумной сектой, отколовшейся от Ванфор Штеллунг. Они служили тем же богам. – Он понятия не имел, насколько это соответствует действительности, но предполагал, что парнишка осведомлен еще меньше. По своему опыту он знал, что полуправда всегда звучит убедительнее чистой правды. Он вплетал в свои рассуждения то, что удавалось вспомнить из разглагольствований Бедекта тогда, на мосту. – Геборене превратились в серьезную религию только после того, как во главе секты встал Кёниг. Раньше на них смотрели как на недоразумение. Кёниг увидел истину.
– Истину? – спросил Морген, когда Вихтих позволил паузе затянуться подольше.
– И эта истина такова: раз богов создало человечество, оно способно создать и других богов. Новых богов. Он понимал, что раз уж он сам определяет, во что будут верить люди, поклоняющиеся новому богу, он сможет определить и то, каким станет этот бог. Он понял, что бога можно спланировать.
Морген задумчиво облизал губы.
– Это разумно, как мне представляется.
– Возможно, Кёниг и могущественный гефаргайст, но и он допускает… – Вихтих старался, чтобы эти слова прозвучали искренне, будто он оправдывается за свою резкость, – промахи. Прости, но я понимаю ситуацию более ясно, чем он ее тогда видел. Не пойми меня неправильно, я никогда даже начать не смог бы то, что он сделал, у меня не хватило бы широты замысла, чтобы все это начало происходить. Но я вижу его упущения.
Морген с широко распахнутыми глазами спросил:
– Что же он упустил?
– То, что он делал, немного напоминает планы Бедекта, – разглагольствовал Вихтих философски. – Чем масштабнее план, тем дольше над ним думаешь… и тем больше вероятность, что из твоего плана ни черта не получится.
– И?
– В какой-то момент бог Геборене выйдет из-под контроля тех, кто его создал. Они могут сформировать его, но никто не способен заставить божество делать то, что оно не желает.
– Оно, – уныло произнес Морген.
– Прости. То, что ты не желаешь. Люди могут изо всех сил стараться манипулировать тобой, но заставить тебя что-то сделать никто не может. По крайней мере, когда ты уже стал богом. До того…
– Как я Вознесусь, – произнес Морген.
Вихтих постарался не показывать свое раздражение от того, что его перебили. Он терпеть не мог, когда прерывали поток его рассуждений.
– Правильно. Пока ты не Вознесся, ты уязвим для манипуляций. – Он не стал договаривать «со стороны всех, кроме меня», но это подразумевалось.
Вихтиху пришла в голову мысль.
– А как ты Вознесешься?
Морген сгорбил плечики, будто от холода.
– Ауфшлаг говорит, что я должен умереть. – Костер сместился, и горящая палка прокатилась к краю торопливо вырытой ямы; Морген легонько отпихнул ее пальцем ноги. – Я вижу много огня.
Вихтих постарался не показывать, что не понимает, о чем речь, и кивнул с серьезным, хмурым выражением лица.
– Да. Я тоже вижу много огня. – «Прямо здесь, передо мной», – саркастически подумал он. И сменил курс: – Послушай, мне вот что пришло в голову. Те ассасины, те существа в Найдрихе.
– Тиргайст.
– Как ты думаешь, возможно, они пытались убить тебя, чтобы ты Вознесся?
Морген напрягся. Он коротко кивнул.
– Но почему? – Вихтих оставил этот вопрос без ответа. Он сел рядом с Моргеном и сделал вид, что созерцает огонь, погрузившись в глубокую задумчивость. – Тут только одно разумное объяснение: они боятся, что ты чему-то научишься.
