Мальчик по-прежнему молчал. Как же это раздражает. Чем больше люди общаются друг с другом, тем легче их читать и манипулировать ими.
– А что действительно хотелось бы знать, – продолжил Вихтих, – так это действовали ли они по своей воле или исполняли поручение Кёнига? – Он взял палку и потыкал ею в огонь, чтобы отвлечь внимание и незаметно посмотреть, как там Штелен – все так же возится с вещичками или уже закончила. – Могли ли тиргайст рассчитывать получить какую-то выгоду от того, что заставят тебя Вознестись? Нет, – сказал он тихо, будто рассуждал сам с собой, а не беседовал с Моргеном. – Они явно выполняли приказы. Кёниг хочет твоей смерти. Он боится, что ты узнаешь что-то, что настроит тебя против него. – Вихтих положил руку мальчику на плечо, желая утешить, и почувствовал, как тот напрягся под его ладонью. – Бедект – дурак, безмозглый дебил. Но он то и дело говорит такие простые и мудрые вещи, что это просто поражает. Знание – сила. Это мне говорил Бедект. Я знаю, – согласился Вихтих в ответ на молчание мальчика. – Никогда не ожидаешь такого глубокого понимания сути вещей от бездумного чурбана. Я вот что хочу сказать: тебе нужно узнать все то, к чему Кёниг не хотел тебя допустить. Ты должен успеть как можно больше узнать перед тем, как Вознестись. – Он замолчал и постарался выглядеть задумчивым. – Ты много читал книг по истории? – спросил он.
Морген покачал головой.
Да черт побери, ну когда же этот парень хоть что-то скажет, позволит хоть немного разобраться в том, что творится в его маленькой черепушке. Ну что ж. «По крайней мере теперь известно, что мальчик не особенно начитан». Говорить с людьми образованными всегда такой геморрой.
– Жаль, – сделал вывод Вихтих, – а то ты знал бы, что у всех богов были герои. У каждого бога есть один герой, который в нашем бренном мире выполняет наказы этого бога. – С притворным возмущением он покачал головой и вздохнул. – Не могу поверить, что Кёниг вам всего этого не говорил. Так нельзя. Нет, я не могу оставить это дурное… – он так и не смог подобрать слова, – я должен все исправить. – Вихтих повернулся лицом к мальчику и наклонился, чтобы посмотреть Моргену в глаза. – Я, Вихтих Люгнер, величайший фехтовальщик, буду твоим защитником. Твой герой, и буду им столько, сколько потребуется. Это я обещаю: ты проживешь столько, сколько потребуется, чтобы узнать все необходимое перед тем, как Вознестись. Ты должен узнать то, что Кёниг пытается от тебя скрыть. Знание – сила, а истина – оружие. – «Какое красивое предложение! Надо будет запомнить, потом еще пригодится». – Истина и мой меч. Вот оружие, которое тебе понадобится, чтобы стать именно таким богом, каким следует стать. Своим собственным богом, а не игрушкой в руках гефаргайста, который не настолько тебя уважает, чтобы все тебе рассказать. Геборене не стремятся создать мудрого бога, им нужен послушный бог, невежественный бог. Ты же не хочешь быть невежественным богом, верно?
Мальчик покачал головой.
– Хорошо, – сказал Вихтих. – Пока я рядом, тебе ничего не грозит.
Штелен подняла взгляд от своей торбы, будто выходя из транса.
Вихтих одарил ее самой невинной улыбкой.
– У тебя никто ничего не спер, я надеюсь?
Глаза ее прищурились.
– Украсть у меня никто ничего не может.
* * *
Пока Вихтих вещал, Морген смотрел на крохотные фигурки, почти просто искорки, только необычной формы, которые плясали и скакали в огне. Он увидел, как Кёниг молотит кулаками по стеклянной стене и вопит на другого Кёнига, стоящего по другую сторону от стены. Бедекта он увидел обожженным, корчившимся в агонии. Кто этот чудовищный паук, поблескивающий горбатой спинкой в центре паутины, сотканной из всепожирающей потребности? Перед глазами мальчика мелькали, дразня его, образы знакомых ему людей. Он не понимал, откуда ему это известно, но был уверен, что видения показывают не столь отдаленное будущее.
И только когда Вихтих наконец замолчал, Морген понял, что фехтовальщика там, в огне, он не видел. Как бы он ни обещал защищать Моргена, а Вихтиха было никак не разглядеть.
Пламя замерцало, будто в ответ на его мысли, и нарисовало ему сцену, которую он узнал. «Это наш лагерь». Вихтих спит, завернувшись в тонкое одеяло. «Нет, он не спит», – понял Морген, увидев широко раскрытые глаза фехтовальщика; он вглядывается во что-то. «Он мертв».
Как это могло случиться? Поссорился со Штелен? «Должен ли я предупредить его? Постойте, а разве смерть имеет какое-то значение, если я могу просто возвратить его назад?»
Ответ оказался очевиден: «Потому что я не желаю его возвращать».
Но почему же?
«Потому что я хочу, чтобы он был мертв».
Морген смотрел в огонь, наблюдал, как пляшущие огоньки повторяли каждую беседу, каждое слово, которым он успел обменяться с фехтовальщиком. Во всем, что говорил Вихтих, имелась тайная подоплека, и теперь, вспоминая эти беседы, Морген понимал, что эти манипуляции не были даже особенно тонкими и незаметными. Если Вихтих когда-нибудь и говорил правду, то разве что случайно.
Морген стиснул челюсти; кулаки сжались так, что, казалось, вот-вот лопнут напряженные мышцы на его тонких руках.
«Вихтих думает, что может использовать меня. Да есть ли кто-нибудь во всем мире, кому я мог бы доверять?»
Языки пламени тянулись к нему, готовые дать свое тепло и любовь. Так же, как отражения, они показывали будущее, говорили ему правду, которую не желали ему раскрыть все остальные. Огонь и отражения – это одно и то же. И они никогда не лгут.
Если бы Ауфшлаг здесь был, не сомневался Морген, ученый Геборене принес бы ему спокойствие и мудрость. Он скучал без старика. В такие моменты мальчик почти что слышал, что сказал бы Ауфшлаг.
Лицо Ауфшлага смотрело на него из пламени. Губы ученого шевелились, и хотя Морген ничего не слышал, он понимал.
«Обдумай это как следует».
Его тревожило кое-что из рассуждений Вихтиха: «Кёниг хочет твоей смерти. Он боится, что ты узнаешь что-то такое, что настроит тебя против него». Но единственное ли это объяснение?
Стоя среди языков пламени, Ауфшлаг покачал головой, а затем скрылся из вида.
«Нет, – подумал Морген, – есть и другое объяснение». Он смотрел, как препираются Вихтих и Штелен. Пусть фехтовальщик относительно чист, по крайней мере в физическом смысле, Морген чувствовал, что в глубине души этого человека скрывается грязь. Сколько бы Вихтих ни говорил о доверии, сам он никому не доверял. Сколько бы он ни болтал о мудрости, сам он не усваивал никаких новых знаний. В каждом слове, которое он произносил, было стремление манипулировать. У Вихтиха с языка сочился яд. «Он заражает меня своей лживостью».
Штелен – еще хуже. Она была с ног до головы отвратительна. От ее одежды воняло мусором из городских закоулков, в ее желтушных глазах горела ненависть ко всему и ко всем – в том числе к самой себе. Она бы без колебаний убила Моргена. По крайней мере в этом ей можно доверять. Она – воровка и убийца и никогда не притворялась кем-то другим. Морген мог бы тепло подумать о клептик, если бы так ее не боялся. Штелен, вне сомнения, была самой опасной из троих его компаньонов.
