Истощенные тела кувыркались в образовавшейся грязи, и дождь ни капельки не делал их чище. Через несколько мгновений взгляду Гехирн предстала беспорядочная оргия грязных тощих тел, которые самозабвенно ерзали, пристроившись к тому, кто оказался поближе. Возможно, и были там некие отношения в парах или сексуальные предпочтения, но Гехирн ничего такого не замечала.
По пышному телу Эрбрехена побежали струйки пепла, погружаясь в складочки и выныривая на валиках жира. Увалень смотрел на оргию с большим интересом, то и дело сжимая свои пальцы-сардельки в мягкие, пухлые кулачки. Он напоминал Гехирн то, как ведут себя младенцы у материнской груди. Эрбрехен застонал, и девушка, руки которой все еще были по локоть зарыты в складках его жира, засияла, довольная собственным достижением. Она вытащила руку и стала жадно обсасывать свои пальцы дочиста. Эрбрехен с рассеянным видом погладил ее по голове, а потом жестом указал ей, чтобы шла прочь. Она скользнула в толпу, скидывая свои немногочисленные одежки, и присоединилась к оргии, происходившей в грязи.
Эрбрехен покосился на Гехирн.
– А ты по-прежнему кутаешься в одежду. Присоединяйся и веселись вместе со всеми, если хочешь.
Истощенные тела соблазнительно извивались, но еще важнее было то, что она не хотела показаться своему другу невежливой.
– От лучей солнца у меня появляются ожоги, а луна отражает солнечный свет. Ночью у меня не бывает таких страшных ожогов, но все равно очень больно.
Эрбрехен указал на небо.
– Даже при таких густых облаках?
– Пока есть облака, мне ничего не грозит, – согласилась Гехирн, – но как только облака уйдут, я снова буду в опасности.
– Мы этого не допустим. Реген, ты же можешь сделать так, чтобы небо оставалось затянутым тучами, чтобы защитить нашего нового друга, верно?
Реген побледнел.
– Но это дорого мне обойдется, – прошептал он. – Я останусь без единой капли крови. – Когда его глаза смотрели на Эрбрехена, они умоляли, а на Гехирн он бросал взгляды, полные ненависти.
– Ты же не хочешь, чтобы наша подруга обгорела у нас на глазах? – По лицу Регена можно было предположить, что он не считал это самым плохим вариантом, но Эрбрехен не дал ему времени ответить. – Я буду очень рад, если ты сделаешь это для меня.
Реген низко поклонился, и ему удалось почти не всхлипнуть.
– Я готов пролить для тебя всю мою кровь до капли.
– Замечательно! – Эрбрехен жестом отослал коротышку-шамана прочь, как немногим ранее ту девушку. – Теперь, когда мы позаботились о том, чтобы тебе было комфортно, расскажи мне, куда ты направлялась в такой дикой спешке?
Гехирн рассказала Эрбрехену о верховном жреце Кёниге Фюримере, о Геборене Дамонен, об их плане разработать и создать бога и о том, что сама она преследует подозреваемых агентов Ванфор Штеллунг. Она рассказала своему новому другу все.
Гехирн закончила рассказ, а Эрбрехен еще несколько минут сидел молча. Дождь стал ослабевать и наконец сошел на нет, но густые облака не развеивались. Реген казался больным. С пришибленным видом сидел он в грязи, глядя на яму с размокшим пеплом на месте лагерного костра. Оргия также стала терять обороты – участники как-то утомленно, вполсилы совокуплялись или с прохладцей щупали друг друга. Несколько тел лежали ничком в грязи. Гехирн предположила, что они утонули во время игрищ, а окружающие и не заметили.
Пока Эрбрехен с интересом расспрашивал Гехирн, уточняя детали планов Кёнига и стараясь разобраться во всех подробностях, толпа откапывала из размокшей грязи неподвижные тела. Одно из них, молодой человек, скорее подросток, вдруг начал отбиваться и из последних сил отпихивал тащивших его. Те, что его выкопали, внезапно прижали ему голову к земле, снова погрузив ее в жижу. Худой, изможденный, он был не в силах сопротивляться четверым, пусть и не менее истощенным, людям, которые крепко прижали его к земле. Они посмотрели на Эрбрехена, чтобы получить указания. Заметив суматоху, толстяк задумчиво облизал губы.
– Сколько? – спросил Эрбрехен.
– Два, если не считать вот этого, – ответил один из тех, кто держал отбивавшегося подростка.
– У нас сегодня особая гостья, – Эрбрехен махнул рукой в сторону Гехирн, – и двоих будет мало.
Четверо продолжали бодро пинать подростка до тех пор, пока тот не перестал двигаться.
Гехирн рассеянно наблюдала, как то тело добавили к куче остальных. Ей стало еще любопытнее, когда двое мужчин, более крепких и упитанных, чем остальные, взяли ржавые мачете и разрубили три трупа на удобные куски, а потом раскололи черепа и вытащили мозг. Стайка малолетних детей, за которыми не присматривали никакие родители, начала драться друг с другом за кишки и другие внутренние органы. Они хватали их и пожирали сырыми. Собрали сердца, печени и почки, отложили в сторону.
Пока одна группа снова складывала и разжигала костер, другая занималась притащенными трупами, с которых срезали мясо и нарубали его на куски поменьше. Трое приволокли откуда-то огромный котел и поставили его над костром на шатком треножнике, добавили порубленное мясо и кучку жалкого вида корешков в котел, влили несколько ведер воды. Внутренние органы поместили в горшок поменьше, вместе с овощами, и залили ведром жидкости – то ли красного вина, то ли крови.
Когда Гехирн стала понимать, что она видит, на мгновение ее затошнило. Но все равно ее голодный желудок ожидающе заурчал.
Эрбрехен махнул тучной рукой, будто пытаясь похлопать Гехирн по спине.
– Если хочешь, я поделюсь с тобой тушеными внутренностями. Мои зубы не справляются с жестким мясом. – Он заговорщически подмигнул Гехирн. – Как бы то ни было, это и самые лучшие части.
Волна благодарности накрыла Гехирн, смыв всякие сомнения.
– Спасибо.
«Он разделяет со мной трапезу. Значит ли это, что он меня любит?» В тех немногих романтических спектаклях, которые ей довелось видеть, влюбленные часто делились друг с другом едой, выбирали кусочки повкуснее и пальцами отправляли их друг другу в рот. Попробует ли Эрбрехен покормить таким образом ее? Маловероятно. Он и до собственного рта едва может дотянуться.
Лицо Эрбрехена стало по-детски серьезным, как будто он увидел что-то подозрительное и обдумывал, стоит ли это положить в рот.
– Говорят, когда мы умираем, наши души уходят в Послесмертие, где мы продолжаем жить. Это шанс на искупление для тех, кому оно необходимо. Для тех, кто не рожден искупленным. Но я понял то, что мало кто осознает: душа обитает не в мозге, как многие считают, а сосредоточена в сердце и других внутренних органах. – Эрбрехен жадно облизал губы. – Съесть органы человека – значит поглотить его душу. Каждая съеденная мной душа помогает мне наращивать силы, а съел я уже сотни душ. – Эрбрехен жестом подозвал Гехирн поближе и прошептал, сверкая глазами: – Я же не глуп. Мне известна древняя аксиома о том, что, когда гайстескранкен достигает вершины могущества, он погибает от собственных иллюзий. Но представь, что это не обязательно так. Представь, что мы можем накапливать могущество и при этом держать под контролем наши заблуждения. Этим я и поделюсь с тобой. Съешь душу вменяемого человека – и обретешь его силу духа. Поедаешь и перевариваешь немного его здравомыслия, тем самым получая то, чего тебе недоставало. – Эрбрехен наблюдал за тем, как толпа занимается приготовлением тушеного человеческого мяса. – Распоследний из этих жалких людишек более психически здоров, чем ты и я. – Он рассмеялся, трясясь всем телом. – Твоя сила огромна, и скоро твои иллюзии сожгут тебя. Тебе никогда не случится съесть душу более неуравновешенную, чем твоя собственная, о мой пламенный друг.
