Бедект только один раз сумел испустить свой рев безумной ярости, а потом лишь хрипел от удушья, а голос у него сорвался; и тут он вломился в толпу.
Фехтовальщицы одна за другой падали под его натиском. Топор поднимался и опускался, и кровь кружевом разлеталась в воздухе. Левой рукой Бедект наносил сокрушительные удары в лицо, тыркал в глаза короткими покалеченными пальцами. Он бил коленом кому-то в пах, пинал по суставам, с отчаянной решимостью ударял локтем по головам. Ни единой мысли о собственной защите – каждое действие, каждая доля секунды предназначались для атаки на смертную плоть. Пусть его единственная соперница превосходила его численностью, но Бедект сломит волю этой обширной и постоянно растущей сущности.
Фехтовальщицы рассыпались вокруг Бедекта как волны, разбивающиеся о скалу. Каждый вздох был мучительной борьбой за воздух. В легких у него не находилось достаточно места; они казались переполненными до отказа. Топор застрял в чьей-то ключице, и только через пугающее мгновение Бедекту удалось его выдернуть.
Разрубленная женщина рухнула со влажным всхлипом, в котором можно было расслышать нечто вроде благодарности. Возможно, этот звук испустил сам Бедект. Ему казалось, что руки его – размягчившийся от тепла свинец.
«Двигаться вперед. Найти Штелен. Сказать ей… сказать ей… что ей надо сказать? Я скала».
Они рассыпались вокруг него, а он убивал. Только вперед, только нападать.
В поясницу Бедекту вонзился меч, и ему показалось, что лезвие царапнуло по позвоночнику. Косточки его согласно прозвенели, как камертон. Он дернулся вперед, и на этот раз, когда лезвие вышло из раны, всхлипнул уже он.
«Возможно, пора переходить в оборону».
Бедект сдержал меч, который должен был бы на него со всей силы обрушиться, и пнул ногой другую противницу, сумевшую уклониться от его неуклюжей атаки. Другой ногой он поскользнулся на залитом кровью полу, и колено подогнулось. Бедект лежал на полу, глядя на толпу фехтовальщиц; они тоже смотрели на него. Падая, он потерял топор.
– Проклятие, – прохрипел он.
И тогда они бросились на него. Вся его вселенная наполнилась острыми мечами, ногами в тяжелых ботинках, обрушивавшимися на незащищенные ребра, и стала бесконечным океаном боли. Он дрался, теперь уже вцепляясь зубами и скрюченными пальцами.
* * *
Вихтих ощущал, как сражается Бедект, через плотную волну напиравших на него тел и рассмеялся в лицо ближайшей фехтовальщице.
– Сейчас вам, сволочи, не поздоровится.
Еще одна охранница упала под ударами его кружащихся клинков, обрызгав его кровью. Они его даже не тронули. Такое множество врагов и так близко – у них явно была возможность нанести удачный удар, но этого так и не случилось. «Просто я слишком крут!» Судьба улыбалась ему, и Вихтих, смеясь, убил еще одну леворукую фехтовальщицу.
«Это судьба, вот почему они не могут ранить меня». Судьба с ним. И он станет величайшим в мире фехтовальщиком. Бедект думал, что Вихтих не знает, чего пытаются добиться Геборене через своего юного бога, созданного людьми, – но Бедект был неправ. Вихтих понял. Если Геборене могут создать бога, убедив кучку крестьян поклоняться какому-то случайно взятому мальчишке, то, конечно, он, Вихтих, станет богом, когда ему станет поклоняться достаточное количество людей, признав его величайшим в мире фехтовальщиком.
«Как там Штелен? Жива еще?»
– Эй! Ты жива? – крикнул Вихтих в ту сторону, где видел ее в последний раз.
– Идиот! – устало отозвалась она.
– Сколько? – спросил Вихтих, крича в просвет между своими противницами.
Он не услышал ее ответа: у него на глазах множество женщин с мечами волочили Бедекта. Иногда судьба слишком добра, Вихтиха она так и балует. Он спасет Бедекта, покажет себя верным другом – а потом будет тыкать этим в нос старому козлу. Ну и что, что еще мгновение назад он думал, не кинуть ли ему дурного старика, – но спасти его будет намного забавнее! Шанс доказать, что Бедект ошибался, и самодовольно насладиться своим превосходством – да это дороже денег.
Вихтих стал прокладывать путь к Бедекту, убив столько фехтовальщиц, что остальные пятились от него в страхе. Бедект был весь в крови, по большей части, к сожалению, собственной. Совсем ничего не осталось от левого уха, хотя и раньше оно было изрядно искромсано клинками.
– Где твой топор, старый бездельник?
Бедект приоткрыл один опухший глаз, откашлялся алой кровью и уставился на стоявшего над ним Вихтиха.
– Скажи Штелен: надо убить настоящую, – проклокотали его слова из разбитых губ. И так он не красавец, так еще и зубов ему немало выбили.
«Настоящую? Что это значит, черт возьми?» Вихтих повернулся к преградившим путь в зал вооруженным жрицам. Трупов на полу было вдвое больше, чем живых. Он не видел Штелен, но слышал, что она дерется и сыпет проклятиями где-то в глубине осаждавшего ее роя. Фехтовальщицы, что стояли перед ним, тяжелыми шагами двинулись вперед. Теперь они поняли, что с ним нужно обращаться поуважительнее. Вихтих, стоя над Бедектом, поправил волосы и отвесил изящный поклон наступающей толпе.
– Штелен! – проревел он. – Убей настоящую!
* * *
«Убить настоящую?» Ну и как она должна это сделать? Выглядят они все одинаково. Штелен думала над этим, продолжая яростно сражаться. «Где же должна находиться настоящая стражница? Ну, надо полагать, где-то в более безопасном месте. Возможно, позади всей толпы». Штелен сменила стратегию и прекратила убивать. Вместо этого она стала нырять и уклоняться от ударов, пробираясь к дальнему ряду толпящихся стражниц. Двигаясь вперед, она наблюдала за лицами противников. При одинаковой внешности выражения лиц у них были разные. Когда Штелен пинала одну в пах, остальные не кривились от боли. «Это может быть мне на руку», – подумала она.
Штелен слышала, как где-то позади нее Вихтих крикнул: «Ну что, жива еще?» Без толку звать этого идиота сюда и просить о помощи. Сейчас, наверное, этот тупой засранец в дальнем конце зала рассказывает фехтовальщицам о том, как ему предстоит стать величайшим в мире свиноложцем. Но как раз в тот момент, когда она это вообразила, ее осенила идея. Стоит попробовать.
– Еще жива! – Она посмотрела на лица стражниц, стараясь охватить взглядом их как можно больше. Она изобразила на лице самую ликующую улыбку, на которую была способна, и закричала: – Я знаю, где настоящая!
И увидела, как одна из женщин заморгала от неожиданности и отступила в дальние ряды толпы.
«Попалась!»
Штелен не отводила взгляда от отступающей стражницы и пробиралась к ней, ныряя мимо противниц, проскакивая все дальше сквозь толпу. Второй раз фехтовальщица не попадется на ту же уловку, и, если Штелен ее потеряет, ей конец. Рой охранниц охватила паника, когда они поняли, что делает противница, и все их боевые умения отступили перед их безумным порывом остановить Штелен. Она превратилась в размытое смертоносное пятно. Ее окружили со всех сторон, и ей оставалось только наносить раны врагам, прорубая себе путь… и, пусть от страха они стали совершенно неловкими, ее все же задевали лезвия их мечей.
