– То, что в ряды Геборене проникли лазутчики, никак не могло остаться для вас незамеченным. – Хитрый комплимент наверняка отвлечет Кёнига. Взгляд Ауфшлага метнулся к зеркалу и тут же вернулся к трупу Трагена. Действительно ли отражения смотрели на Приятие или это лишь фантазия Ауфшлага? – Скорее всего, в этом участвовали только один или два агента. – Чересчур близко к правде, но слишком наглую ложь Кёниг бы сразу заметил. Он указал на труп. – Траген был лазутчиком?
– Нет. Он случайно услышал о том, что похитили Моргена.
– Долго держать это в тайне не удастся.
– Само собой.
Главный ученый чувствовал, как давит на него взгляд серых, ничего не выражающих глаз Кёнига, и изо всех сил старался не обращать внимания на этот тяжелый груз. Чтобы отвлечься, он посмотрел на Приятие. Доппель, всматривавшийся в зеркало, отвел взгляд, заметив, что за ним внимательно наблюдает Ауфшлаг.
В чем дело, черт возьми? Ученый сглотнул и провел толстыми пальцами по сальной голове, стараясь пригладить бахрому волос.
– Мы должны поскорее вернуть мальчика.
– Может быть. Есть другие варианты.
– Другие варианты? – «Тут есть еще что-то, а я не в курсе?»
– Я вызвал шаттен мердер и тиргайст.
Ауфшлаг потрясенно моргнул.
– Вы пошлете ассасинов вернуть мальчика?
Кёниг проигнорировал этот вопрос.
Дверь в покои Кёнига распахнулась, и помещение наполнилось смрадом мертвечины. Шаттен Мердер, ассасины-котардисты, служившие Кёнигу, прибыли первыми. Безмолвной вереницей вошли четверо мужчин и две женщины, тела которых находились в разной степени разложения. Их предводительница, голая женщина средних лет, известная под именем Аноми, поклонилась Кёнигу. Между ее растрескавшимися желтеющими ребрами были видны ее легкие, висевшие будто мешки из полуистлевшей марли. Других внутренних органов у нее давно не осталось, только бурые хрящи еще держались, прилипнув к позвоночнику. Ауфшлаг слыхал, что в своих покоях она хранила в банках собственные забальзамированные органы. Редкие кустики блеклых волос торчали из нескольких лоскутков плоти, которая все еще держалась у нее на черепе. За спиной у нее безмолвно стояло еще пять ассасинов-котардистов. Никто из них не был охвачен тлением так сильно, как она, но у всех имелись признаки запущенности и разложения.
Глазницы Аноми были совершенно пусты, при этом не возникало сомнений, что она внимательно воспринимает происходящее. Она посмотрела на Ауфшлага, и ученый постарался не встречаться глазами с этим мертвым взглядом. Мгновение она, казалось, смотрела сквозь него, а затем снова уставилась на Кёнига, который все так же сохранял невозмутимость. В ее легких что-то сухо застучало: она набрала воздуха, чтобы заговорить. Ауфшлаг в оцепенении смотрел, как воздух наполнил ее легкие и тут же начал просачиваться сквозь можество мелких трещин.
Голос у нее был высокий и сухой.
– Нас призвали.
– У меня…
– Вы уже много лет нас не вызывали.
Кёниг раздраженно поморщился: он не привык, чтобы его перебивали.
– У меня не было необходимости…
Легкие Аноми схлопнулись, и последние слова оказались скорее хрипом, раздающимся в облачке пыли.
– Мы ничего не стоим. Проклятые бессмертные мертвецы. Мы ненавидимы.
У него хватало собственных проблем, и слова Аноми задели его за живое.
– У меня нет к тебе ненависти.
Она снова втянула в себя воздух.
– Мы гнием, ненужные, оставленные без внимания. Мы рассыпаемся в прах. – Крошечный кусочек кожи головы с несколькими сохранившимися на нем волосками отслоился от ее черепа и упал на пол, между ее ступней, от которых оставались одни кости. – Мы – ничто, но нам не дают обрести небытие, которого мы жаждем.
Кёниг сделал шаг вперед и положил ладони на ее иссохшие плечи, заставив ее встретить его взгляд. Он обратил на нее все свою мощь гефаргайста.
Любое общение есть манипуляция.
– Вы ничего не стоите, но вы служите делу, которое превыше вас самих. Я – ваша цель. Вас определяет ваша служба. Без этой службы вы не имеете никакой ценности даже на мгновение, не ощущаете ни крупицы осмысленности в ваших действиях. Вы служите, потому что в эти редкие моменты вас ценят. – Он смотрел в темные, пустые глазницы; его непоколебимая вера в самого себя, происходившая, как ни парадоксально, из его неуверенности и чувства неполноценности, позволяла ему ничего не бояться. – Вы мне нужны.
– Мы будем служить, – прошептала она, и зловонным выдохом вышли из ее легких последние остатки воздуха.
Не было нужды спрашивать, дали ли согласие другие котардисты-ассасины; без нее они были ничтожны, погрязнув в пучине ненависти к самим себе, и в действие их приводило только ее желание.
Им придется дорого заплатить за то, чтобы служить ему, но Кёниг знал, что она готова пойти на это. Из-за потребности нести службу чему-то великому, более важному, чем она сама, у нее не оставалось выбора.
В дверь Кёнига вежливо постучали, а затем она распахнулась, и снова вошел Майнейгенер, а за ним молодая женщина и трое диковатого вида мужчин. Девушка, по имени Асена, была длинноногой и стройной, но на тонких руках различались сильные мускулы. Радужка миндалевидных глаз имела неестественно зеленый цвет, а ближе к зрачкам-щелочкам, расположенным под наклоном, постепенно становилась темной и крапчатой; и внешние уголки глаз ее казались заметно выше внутренних. Она была бы привлекательна, если бы не свалявшиеся в колтун каштановые волосы с проседью да то, с каким явным пренебрежением она относилась к своему наряду. Она носила его так, словно это для нее непривычно. Трое мужчин были разного роста: один на фут пониже Асены, а самый высокий, громадный и волосатый Бэр, возвышался над остальными, имея более семи футов. Рядом с Бэром Майнейгенер, никоим образом не коротышка, казался ребенком. Кёниг не мог избавиться от мысли, что у этой горы мышц интеллект не выше, чем у пары дешевых туфель.
Асена нетерпеливо поклонилась Кёнигу, и его взгляду на мгновение открылась из-под распахнувшейся рубашки ее маленькая грудь… и он, сам того не желая, подумал о Гехирн. Правда, он благодарил богов, что Гехирн здесь сейчас нет – хассебранд испытывала к Асене нездоровое влечение, и каждая их встреча грозила смертельной опасностью, – но его тревожило, что от нее нет вестей. У Гехирн было много недостатков, но в чем он никак не мог ее обвинить, так это в недостаточной верности. Скорее всего, хассебранд обнаружила что-то важное и решила справиться самостоятельно – рассчитывая произвести на Кёнига впечатление, – вместо того чтобы вернуться и представить отчет. «Что за пропасть!» Был бы жив Швахер, можно было бы легко проверить, что происходит с Гехирн. Почему он не сделал этого раньше?
Кёниг вдруг подумал о том, нет ли между убийствами в храме Готлоса и похищением Моргена какой-то связи. Называть что-то совпадением могут те, кто просто не располагает достаточными сведениями, позволяющими уловить связь между явлениями. Кёниг отогнал от себя эти мысли. Сначала надо позаботиться о главном.
