Она повернулась к мэру.
– Вам бы так этого хотелось, верно?
Тот улыбнулся.
«Он что, издевается надо мной? Я сожгу…»
– Вам нужно поесть. Так сказал Эрбрехен.
– Эрбрехен спит.
– Все равно. – Мэр поднял миску повыше, и в нос ей повеяло мясным духом.
Гехирн снова посмотрела на Эрбрехена. Поработитель тяжело дышал и храпел. «Если он еще немного растолстеет, он просто задохнется и умрет во сне». Эта мысль ненадолго порадовала Гехирн. Она вновь переключила внимание на мэра.
– Слишком быстро вы показываете ваши истинные намерения. Вы не сможете заменить меня. – Гехирн указала на Эрбрехена. – Я ему нужна. А вы? – Она шипела, как масло, закипающее на раскаленной сковороде. – Вы просто ему полезны.
– Он любит всех нас, – сказал мэр.
Хассебранд сожгла напыщенного мэра и посмотрела, как танцует от ветерка легкий пепел.
Возможно, Эрбрехен и заметил отсутствие мэра, когда проснулся, но ничего не сказал.
Найдрих становился все ближе, и поработитель весь трясся, как холодец при землетрясении. Маленькие глазки жадно всматривались вперед; Эрбрехен был весь в предвкушении, как голодный младенец, увидевший, что вкусненькое уже близко и вот-вот он сможет дотянуться до него своими жирными цепкими пальцами.
Эрбрехен хмуро глянул на Гехирн.
– Нам нужно было подходить к этому городу с десятитысячной армией. Ты действительно поставила меня в трудное и опасное положение.
– Котардисты…
– Не подводи меня на этот раз. Мне нужно, чтобы ты была сильной. Мне нужно, чтобы ты не теряла контроль над собой.
Но сила и контроль исключают друг друга. Своим могуществом Гехирн была обязана именно тому, что не могла себя контролировать. «Да это знает каждый последний дурак во всем мире!»
Она открыла рот, чтобы возразить ему, но вместо этого молча кивнула в знак согласия. Эрбрехен был прав – в тот раз Гехирн его подвела. Не имеет значения, что с добрыми намерениями.
* * *
Эрбрехен наблюдал, как хассебранд тихонько что-то бормочет себе под нос. Хотя солнце еще не поднялось, из-под воротника и из рукавов ее одежды сочился дым. От запаха жареного человеческого мяса у Эрбрехена потекли слюнки, но ему стало страшно: скоро придет момент, когда она окончательно сорвется.
Эта женщина давно бы уже сорвалась и погибла, если бы не была так нужна Эрбрехену. Он отчаянно надеется, что найдет ребенка раньше, чем хрупкий разум Гехирн сам себя уничтожит в гигантском всепоглощающем пожаре.
Она его обманула. Как она посмела, после всего, что он для нее сделал? Он делился с ней своим тушеным мясом, позволил ей ехать вместе с ним в его паланкине. Он предложил ей свою любовь, дал ей шанс поучаствовать в его поразительном достижении, а она отплатила ему ложью!
Грудь его переполняла боль от такого предательства. Ему казалось, что какие-то когти рвут на части его сердце.
И он никак не мог избавиться от этих переживаний.
Эрбрехен потер лицо и уставился на свои пухлые пальцы: они были влажными.
«Она любит меня только потому, что должна любить».
Она готова в мгновение ока его сжечь; это он видел в ее холодных голубых глазах.
«Она опасна, очень, очень опасна».
Возможно, именно это в ней привлекает.
Он смотрел на хассебранд, прищурив глаза, отчаянно желал ее любви и наполнялся отвращением от своего желания. Ему стоило отослать ее подальше, но он понимал, что не сделает этого. Она ненавидела его так, как был даже не способен ненавидеть никто из остальных его друзей, и он не мог этого вытерпеть.
«Она будет меня любить. Все должны любить меня!»
Глава 29
Я сделал то, что должен был сделать. Я сделал то, что любой сделал бы на моем месте. Настоящее преступление следует искать не в моих действиях, а в вашей неспособности понять, что они были необходимы. Это не рационализация, это новая истина.
На суде над Ферсклавеном Швахе, философом гефаргайста (незадолго до вынесения оправдательного приговора)
Гостиницу переполняли запахи, которые были настоящим мучением для Асены с ее тонким обонянием. Пиво, моча, кровь и пот вели здесь настоящую войну за то, кому из них больше удастся провонять воздух. Деревянные полы еще не просохли от пролитой крови. Массе стоял позади нее, пробуя воздух острым языком. Бэр и Штих были рядом и ждали, когда она поведет их за собой. По расправившимся ноздрям Бэра и дрожи Штиха она догадывалась, что они тоже чувствуют запах крови. Трактирщик за барной стойкой видел, как они вошли, но даже не попытался встретить их в своем заведении как дорогих гостей. Асена выбрала столик подальше от кровавого пятна. Она не хотела скандала: Массе вполне мог бы начать ползать по полу, принюхиваясь к крови трепещущим языком. Она села, а затем махнула четырьмя пальцами, подзывая трактирщика.
Тот поднес четыре кружки эля со скучающим видом, будто ему каждый день приходится подавать выпивку таким странным компаниям. Спокойствие его было наигранным: Асена слышала запах страха.
Когда поднесли выпивку, Асена быстрым взмахом тонкого пальчика дала Бэру команду, и тот схватил трактирщика за запястье своей огромной ручищей.
– Мы ищем одного мальчика, – сказала она. Трактирщик замер на месте, ощутив железную хватку Бэра. – Он был здесь. – Она понюхала воздух, как бы объясняя, откуда ей это известно. – Этого мальчика вы наверняка запомнили.
Трактирщик облизнул потрескавшиеся губы, взгляд его упал на заляпанный кровью пол. Он застонал, когда Бэр сжал его тонкую руку в своем кулаке.
– Здесь вчера был какой-то мальчик с человеком, который называл себя величайшим в мире фехтовальщиком.
Асена фыркнула.
– Еще один из них.
– Лебендих Дурхдахтер, лучший клинок, что видали наши края за двенадцать поколений, спаслась бегством, чтобы не сражаться с этим человеком.
– И что?
– Мальчик сказал, что тот человек – величайший в мире фехтовальщик, – произнес трактирщик, как будто этим все объяснялось.
«Интересно. Морген путешествует с величайшим в мире фехтовальщиком». Да не важно. Она же не собирается сражаться с тем человеком на мечах.
– Я слышал, что какой-то мальчик оживил дохлого кота, – сказал трактирщик, только и мечтавший, чтобы Бэр ослабил свою сокрушительную хватку. – Должно быть, это тот же мальчик.
– А где это случилось, вы знаете?
Трактирщик снова кивнул.
– Расскажите.
Когда Асена увела своих тиргайст из «Шварце Биердигунг», там остался лежать труп, раздувшийся от яда. Когда его тело обнаружат, то решат, что несчастного трактирщика угораздило столкнуться с одной из редких в этих краях ядовитых змей. Более внимательный осмотр, которым, скорее всего, никто не станет заниматься, заставил бы предположить, что бедняга свалился в яму, сплошь кишевшую змеями.
