– Я вас не бросала, – ответила Штелен, хотя, конечно, тогда она подумывала сделать именно это.
Бедект фыркнул:
– Я тебя там не видел. Вихтих… Я тогда обернулся. Там же было…
– Ты не заметил клептика, – саркастически перебила его она. – Чудеса, да и только.
– … там же было не выжить. Вихтих мертв.
– Ты сделал то, что сделал бы Вихтих, – сказала она. – Будь он поумнее.
Трактирщик бухнул на стол перед Штелен деревянную кружку и поспешил скрыться на кухне как в самом безопасном месте. Штелен смотрела на желтые и черные крошки, плававшие у нее в эле. Кто-то погрыз край кружки, оставив зазубрины.
Она отпила большой глоток.
– Какая гадость.
Бедект наконец поднял взгляд и всего лишь на секунду встретился с ней глазами.
– Продолжай пить.
– А что, так он становится лучше?
– Нет.
– Ну и ладно. – Повинуясь внезапному порыву, она протянула руку через стол и положила ее поверх левой руки Бедекта, в которой он все так же сжимал кружку. Рука напряглась, но не отдернулась. – Вихтих – с мальчиком. Я нашла для нас новую гостиницу. Твой дурацкий топор сейчас там.
– Вихтих жив?
– В общем, нет. – Бедект будто осел от этих слов. – Но мальчик уже оживил кота, а коты гораздо умнее фехтовальщиков. Вернуть Вихтиха к жизни будет несложно.
Бедект с разинутым ртом смотрел на нее.
– Но как ты…
– Териантропы мертвы.
– Ты убила…
Плюнув на стол, она перебила Бедекта:
– Невелика хитрость. – Штелен нахмурилась. – Почему это все так носятся с этим Вихтихом? Он умер еще до того, как началось хоть что-то интересное. – Она фыркнула. – В моих глазах он эту оплошность никогда не сможет искупить.
* * *
Целой рукой Бедект ухватился за стол. Комната завертелась, медленно стал наклоняться горизонт, очерченный в его сужающемся поле зрения.
Почему он так и не убрал руку, которую до сих пор держала Штелен? Рука бы ему пригодилась. Он не мог пить, пока ее пальцы лежали на его руке, но если другой рукой отпустить стол, то есть риск рухнуть на пол. Связно излагать свои мысли ему сейчас было очень трудно.
– Мертвым не требуется. Искупать. Оплошности. – Вышло почти то, что он и собирался сказать.
– Ты, как всегда, смотришь на вещи философски. – Штелен махнула рукой, чтобы принесли кружку эля, и трактирщик пришел с двумя. Бедект испуганно охнул. Она убрала руку, напоследок сжав его кисть. – Допивай, тебе это пойдет на пользу.
Бедект пронаблюдал, как Штелен одну за другой осушила шесть кружек, пока сам он сидел с единственной, да еще старался не наблевать и не свалиться со стула.
Ей действительно безразлично, что он ее бросил одну, или это просто напыщенная поза? Он не мог решить. Он не мог даже решить, какой из этих вариантов ему нравится больше. Что лучше – что она обижена на него за предательство или что она сочла его бегство совершенно разумной реакцией на сложившиеся обстоятельства? Если ей действительно безразлично, то это означает, что она от него ничего не ждет, и это было бы мудро. Но это также означает, что он не должен рассчитывать, что она будет рядом в тот момент, когда ему это будет действительно нужно.
«Если ей все равно, то я не могу ей доверять. Подожди-ка». Когда он вообще доверял ей?
Бедект рассеянно слушал болтовню Штелен, которая хвасталась, как убила девушку-териантропа, которая так и не заметила, что Штелен все это время стояла у нее за спиной. Если не считать ее перепалок с Вихтихом, Бедект никогда не слышал, чтобы Штелен так много болтала. От мыслей о молодом фехтовальщике в его груди пробуждалось чувство вины, которое он изо всех сил старался подавить.
«Проклятый гефаргайст. Да они все чертовы пиявки, все до единого». Прицепятся к тебе, повиснут и присосутся к твоей душе, и ты так никогда и не поймешь, что их дружеские объятья похожи на колючую проволоку. Но понимание того, что Вихтих – гефаргайст, не помогло. Как могло случиться, что неотесанный дебил оказался таким благородным? Может, явная бесхитростность Вихтиха и была его хитрой уловкой?
Бедект, у которого перед глазами все плыло, прищурившись, посмотрел на Штелен.
– Ты злишься, что я убежал? – спросил он, прервав ее рассказ о том, какое чувство она испытала, когда нож так идеально вошел меж позвонков, что даже не царапнул по кости.
Желтые зубы клацнули – ее рот захлопнулся на полуслове, – и вот она уже смотрела на него с раздувающимися ноздрями.
– Тебе не все равно, что я думаю?
Бедект взял кружку, чтобы выиграть время, и обнаружил, что эля не осталось.
– У меня ничего не осталось, все пусто.
– И я чувствую то же самое, – грустно сказала она. – Так хочется чего-то большего.
«Сейчас она, наверное, уже не об эле говорит?» Как же трудно ему выразить словами разумный вопрос.
– Чего?
– Чего-то не хватает. Ты тоже это чувствуешь. – Она замолчала и снова положила руку на половинку его руки. Ее крепкие пальцы ласкали толстые хребты шрама на месте его отрубленных пальцев. – Ты бы предпочел, чтобы я злилась на тебя за то, что ты нас бросил, или…
– Я думал, что ты уже убежала.
– … или тебе бы больше понравилось, если бы мне твое поведение было безразлично?
Бедекту очень хотелось, чтобы пивной зал прекратил вот так неторопливо вращаться вокруг. Почему она не отвечает на его вопрос, черт возьми? Так ей плевать, что он тогда убежал, или нет?
Он решил не обращать внимания на ее вопросы и повторить попытку.
– Так тебе безразлично или нет то, что сделал я?
– А тебе бы хотелось, чтобы мне было не безразлично?
– Ответь на мой вопрос!
– А ты на мой!
– Проклятие. Брось, не будем об этом. – Да это еще хуже, чем с Вихтихом разговаривать. Он вытащил обрубок своей руки из-под пальцев Штелен.
Она залпом допила кружку, бросила на стол несколько монет и одним легким движением поднялась на ноги.
– Пойдем, – сказала она. – Нужно проверить, как ведут себя мальчик и тело.
– Ты оставила мальчика одного? – обвиняющим тоном спросил Бедект.
У нее затрепетали ноздри от удивления и злобы.
– Это ты говоришь после того, как бросил меня на улице, кишащей териантропами?
Похоже, теперь она ответила на тот вопрос, который он задал ей раньше.
– И нет, – договорила она, – я не оставила его одного. Я оставилв его с Вихтихом.
Бедект попытался встать, но оказался сидящим на полу. «Как я здесь очутился?»
