Уходя в салон красоты, мама велела Соне убраться в комнате. Но вместо того, чтобы приняться за дело и начать раскладывать вещи по местам, Соня позвонила по скайпу Лиле. Они договорились встретиться через полтора часа и сходить в кино. Сеанс, правда, только в пять тридцать, но зато можно будет погулять по торговому центру.
– «У Алика всегда такой порядок, а у тебя черт ногу сломит!» – передала Соня подруге мамины слова. – Вечно этот Алик!
– Какая разница, что где лежит? Вещи не становятся лучше, если лежат в правильных местах, – философски заметила Лиля.
– Вот именно! – с готовностью поддакнула Соня. – А между прочим…
В этот момент она услышала, как во входной двери поворачивается ключ.
– Ой, все, Лиль, – быстро проговорила она. – Кто-то пришел! Мама, наверное, что-то забыла. Пока!
Поспешно засунув планшет на полку, Соня принялась передвигать книжки на столе, делая вид, что только этим и занималась с самого ухода матери.
Дверь в детскую отворилась, но Соня специально не смотрела в ту сторону, как будто и не подозревала, что мама вернулась домой. Она даже принялась мурлыкать какую-то песенку, чтобы усилить это впечатление.
– Привет, – услышала Соня и быстро повернулась.
Это была вовсе не мама. В комнату зашел Алик.
– Ты почему не в библиотеке?
Названый брат усмехнулся и ничего не ответил, только подошел ближе.
– Тебе что-то нужно? – с вызовом спросила Соня.
Она вдруг почувствовала, что ей становится страшно. Не к месту вспомнилось, как Алик подходил по ночам к кровати и подолгу стоял, глядя на нее в темноте. Или склонялся к ее лицу, и ей начинало казаться, что от него пахнет чем-то гнилым. Застоявшейся болотной водой, сыростью подвала, густой влажной тьмой, в которой шевелятся слепые белесые твари.
– Да. Кое-что. – Алик снова растянул губы в ухмылке: – Нам никто не помешает.
– Помешает? О чем ты гово…
– Ты совершенно права. Вовсе я никакой не лунатик, – перебил он. – У меня были веские причины делать то, что я делал по ночам, но тебе о них не узнать. Я мог бы объяснить, но твой мозг слишком примитивен. Ты все равно не поймешь. Да и времени нет. У нас на все про все – полчаса, не больше.
– На что? Я все расскажу маме с папой! – выпалила Соня, пятясь от него. Но позади стоял диван, отступать дальше было некуда, и Соня упала на диван, поджав под себя ноги, не сводя с Алика испуганного взгляда.
– Не расскажешь. – Он покачал головой и подошел еще ближе.
Телефон лежал на столе, до планшета тоже не дотянуться, мелькнуло в голове у Сони.
«Да что ты перепугалась?! Было бы кого бояться! Он же младше на целых два года! И к тому же такой хилый!» – попыталась она взбодрить себя.
Но следующая фраза Алика окончательно сломила ее волю к сопротивлению.
– Ты правильно сказала своей мамочке: со мной что-то не так. Но ты даже не догадываешься, насколько оказалась права! – Это прозвучало почти весело. – Хочешь, например, я расскажу тебе, как подох твой кот?
Соня молчала, сжавшись в комочек.
– Это я открыл балконную дверь и окно. Все подумали на Полину, она и сама так подумала, хотя и не помнила, как это сделала. Только твой кот не падал вниз. Поэтому никаких следов крови там, на траве, и быть не могло. Я ударил его папочкиным молотком, а потом вымыл молоток в раковине, засунул труп в пакет и выбросил. Заметь – глупый Хоббит не сделал ни малейшей попытки убежать от меня или спрятаться. Сидел, прижав уши, и смотрел, как я подхожу. Твой кот позволил мне убить себя. Но в этом нет ничего странного. Ты сама скоро увидишь: я умею быть очень убедительным.
– Неправда! Ты все врешь! – плача, выкрикнула Соня.
Поверить в то, что Хоббита, ее любимого друга, жестоко убили, что он не просто пострадал от своего чрезмерного любопытства, высунувшись за птичкой и не удержавшись на узком краешке, было невозможно. Это было так чудовищно и дико, так не похоже на все то, с чем ей приходилось сталкиваться в жизни!
А человек, который совершил это зверство, – маленький мальчик, ее приемный брат, стоял перед ней и говорил об этом буднично и спокойно. Даже не так – он хвастался этим поступком!
Но зачем он это делает? Зачем мучает ее?
– Твоя мать знает, – невозмутимо сказал Алик. – И отец тоже. Кто-то видел, как я иду по двору с пакетом, и сообщил Полине. Она не сказала кто, но я уверен: это твоя не в меру болтливая подружка. – Мальчик укоризненно покачал головой. – Но ничего, мне пришлось придумать подходящее объяснение, которое всех устроило. Тебе, само собой, решили не сообщать подробностей. Все сговорились и молчали.
Мама знает! И папа, и даже Лиля…
Но если мама с папой знали, что Алик убил Хоббита, почему они не прогнали его, почему позволили ему жить с ними? Соня ничего не соображала, она никак не могла успокоиться, в голове все перепуталось. Слезы лились и лились из глаз, катились по щекам.
– Почему же ты тогда сейчас признался? – икая и всхлипывая, спросила она.
– Да уж не из любви к истине. Вот за этим и рассказал, – ответил Алик, указывая на ее лицо. – Чтобы заставить тебя пореветь.
Соня не понимала. Она уже вообще ничего не могла понять, чувствуя себя несчастной, испуганной и растерянной. Здесь творилось что-то немыслимое, и рядом не было никого из взрослых, кто мог бы помочь ей, объяснить.
Она хотела встать, но Алик метнулся к ней и точным, почти неуловимым движением толкнул обратно на диван.
– Тихо, – сказал он. – Ты уже ничего не изменишь.
Он засунул правую руку в карман и вытащил оттуда что-то. Соня пригляделась и увидела, что это баночка с завинчивающейся крышкой. Там, внутри, были продолговатые голубые пилюли. Мама принимала их на ночь по две штуки.
«От нервов, – объясняла она, – чтобы я меньше волновалась и лучше спала».
– Зачем тебе мамины таблетки? – Соня так удивилась, что на секунду перестала бояться.
– Не мне, – улыбнулся Алик, и на щеках его появились ямочки, при виде которых людские сердца обычно таяли от умиления. – Это тебе, милая Сонечка. Пришло твое время принимать лекарство. Жизнь стала слишком нервной. – Он негромко хохотнул. – Извини, но ты больше не сможешь остаться.
«Почему?» – хотела спросить Соня. Но у нее не получилось. Она больше не смогла произнести ни единого слова.
Руки и ноги вдруг стали тяжелыми, непослушными, словно чужими. Чуть склонив голову набок, Соня сидела сломанной механической куклой, у которой кончился завод, и лишь глядела в глаза Алика, которые становились все больше, больше.
Она теперь не плакала, хотя щеки были еще мокрыми от пролитых слез. Рот ее приоткрылся, Соня почувствовала, что он наполнился горьковатым привкусом, и, чтобы избавиться от него, ей пришлось сделать глоток. И еще один, и еще…
