– Но разве ты не мог посоветоваться со мной? Спросить, что я думаю? Неужели мое мнение ровным счетом ничего не значит? Или это врач велел тебе обращаться со мной, как с безмозглой куклой?
– А если бы я спросил, Поля? – Женя запустил пятерню в волосы, губы его задрожали. – Если бы спросил? Что ты ответила бы? Ты не позволила бы и пальцем тронуть ее вещи! Мы оставили бы все как есть и день за днем сходили с ума! Да, Олег Павлович посоветовал мне сделать это до твоего возвращения! Но что тут плохого? Он хотел как лучше, я тоже этого хотел!
– Но разве это не значит – предать Сонину память? Вычеркнуть ее из жизни? – еле слышно проговорила Полина.
– Нет, не значит. – Его голос звучал безапелляционно, Женя верил в то, что говорил. – Память – вот здесь. – Муж взял ее ладонь и приложил к левой стороне своей груди. – Она в сердце, Поля. В сердце, в душе, а не в плюшевых игрушках или зубной щетке.
Некоторое время они стояли, не говоря ни слова. Полина обдумывала слова мужа и вынуждена была признать, что в них есть смысл. Они с Женей должны пережить трагедию вместе, это их общая боль.
А если она будет приходить сюда и целыми днями горевать в одиночестве, то разрушит единственное, что у нее еще осталось: их брак.
– Наверное, ты прав, – сказала Полина. – Но все же ответь, куда ты дел вещи Сонечки?
– Часть на балконе, в шкафу. Мебель и одежду – не всю, конечно, – отдал в детский дом. Все фотографии – на своих местах. Ты сама видела.
Полина снова качнула головой. Она очень устала и больше не хотела продолжать разговор.
– Я люблю тебя, – с непривычной робостью сказал Женя. – Меньше всего хочу, чтобы ты возненавидела меня за то, как я вынужден был поступить.
Они обнялись, и Полина впервые позволила себе надеяться, что смерть Сони не убьет ее саму.
Замок легонько щелкнул, входная дверь отрылась.
– Алик пришел из школы, – сказал Женя. – Ты не хочешь выйти, поздороваться? Он так скучал по тебе.
– Конечно, – Полина фальшиво улыбнулась и соврала: – Я тоже скучала.
Глава 2
Дни шли, приближая весну. Первую весну без Сони.
Полина пыталась жить в обычном ритме и гнать от себя эти мысли. Она до отказа загрузила себя делами: готовила сложные блюда, драила до блеска квартиру – комнату за комнатой, по очереди. Разбирала завалы в шкафах и на антресолях.
Удивив Женю, записалась на курсы татарского языка, хотя прежде не выказывала желания учить его.
– Изучение других языков развивает мозг, – пояснила Полина в ответ на недоуменные расспросы мужа. – А потом, татарский очень мелодичен и красив. Мы слишком привыкли к его звучанию и не замечаем этого: «энием» – «мамочка», «мэхэббэт» – «любовь», «яраткан» – «любимый»…
Женя пожимал плечами и не возражал. Он понимал: Полина ищет себя, пытается зацепиться за что-то новое. Сегодня – татарский, завтра, может быть, вышивание. Какая разница? Главное, чтобы ее интересовало хоть что-то, удерживало на плаву. Лишь бы не было той отрешенности, безучастности, которая владела ею совсем недавно.
– Как думаешь, может, на будущий учебный год мне вернуться в школу? – советовалась она с Женей.
Но он был против: слишком нервная работа. У Полины и без того хрупкая психика.
– Лучше я подберу тебе что-то в клинике. Мне давно нужен главный администратор.
– Так уж и нужен? А прежде как без него обходились? – с улыбкой спрашивала она.
– Мучились, – улыбался Женя в ответ и объяснял, почему назрела необходимость ввести эту должность.
Помимо всех дел, Полина старалась больше заниматься с Аликом. Однако быстро приметила, что он не нуждается ни в ее помощи, ни в общении с приемной матерью. Во-первых, мальчик был крайне самостоятелен. А во-вторых, у него был Женя. Постепенно приходя в себя, Полина начала замечать, какую большую роль отец и сын стали играть в жизни друг друга.
Женя и Алик сблизились гораздо раньше, но теперь стали попросту неразлучны. Вечерами, когда муж работал в кабинете над научной статьей или читал, мальчик пристраивался рядом и тихо занимался своими делами. Не ей, а Жене он рассказывал про то, как идут дела в кружке юных химиков, говорил об оценках и одноклассниках (среди которых у него так и не было друзей), делился впечатлением о прочитанных книгах.
Алик всюду ходил за приемным отцом, он прилип к Жене, как моллюск к днищу большого океанского корабля, и Полина не могла не признаться себе, что это ее беспокоит. Хотя Женя, напротив, был искренне рад обществу приемного сына.
– Если бы не Алик, я бы с ума сошел, пока ты была в больнице, – говорил Женя, и в голосе его звучало нечто похожее на экзальтацию. – Он всегда был возле меня, мы даже еду готовили вместе. Этот мальчик меня буквально спас. Я благодарен судьбе, что он появился в нашей жизни. И появился именно сейчас!
Да, думала Полина, именно сейчас…
Но не могла решить, хорошо это или плохо.
На двадцать третье февраля Полина приготовила своим мужчинам роскошный ужин и подарила подарки: Жене – запонки и булавку для галстука, Алику – толстый блокнот в кожаном переплете и свитер.
К Восьмому марта они преподнесли ей духи и сертификат в магазин одежды. Алик нарисовал рисунок, подписанный «С праздником, любимая мамочка!». Полина сделала вид, что рада и тронута. Женя – тот буквально сиял. Кстати, его самого приемный сын уже давно стал звать отцом.
– Спасибо вам, мои милые, – сказала Полина, надеясь, что голос ее звучит достаточно радостно и сердечно.
– Ничего, что я тебя так назвал? – не глядя на нее, спросил Алик, и щеки его мило порозовели.
– Что ты, мне очень приятно, – улыбнулась Полина и обняла его.
Позже, думая об этой сцене, Полина сообразила, что показалось ей странным в интонации, с какой Алик проговорил те слова. Фраза звучала в точности так, как обычно говорят в мелодрамах: прочувствованно, чуть несмело и в то же время с долей надрыва.
Но за всем этим слышалось что-то вроде… веселья? Насмешки?
На другой день после женского праздника Полина решила сходить в школу: поздравить Дарину Дмитриевну с прошедшим Восьмым марта, а заодно узнать, как дела у Алика.
Учительница приняла подарок, поблагодарила, скороговоркой произнеся непременное «Что вы, не стоило беспокоиться!», но Полина заметила, что смотрит она без особой симпатии и держится скованно. Создавалось впечатление, что учительница хочет сказать еще что-то, но раздумывает, говорить или нет.
– В чем дело, Дарина Дмитриевна? Что случилось? – не выдержала Полина. – У Алика в школе все хорошо?
Классная руководительница стушевалась на мгновение, но быстро взяла себя в руки:
– Да, все хорошо. Он отлично успевает, правда, с ребятами почти не общается…
