– Дэн, ты ведь придешь на церемонию? – спрашивает мама, внезапно повернувшись к нам.
Слегка подталкиваю его локтем, и Дэн выдает:
– Да. Да, приеду.
Знаете, он мог бы проявить и больше энтузиазма. Все-таки не каждый день в честь твоего свекра открывают ультрасовременный рентген-кабинет в престижной больнице.
– Когда я рассказала журналисту все, чего мой муж достиг в своей жизни, парень из газеты не смог в это поверить, – продолжает мама. – Построил собственный бизнес из ничего, собрал столько средств на нужды онкологических больных, организовал столько замечательных приемов и вечеров, поднялся на Эверест… Журналист сказал, рабочее название статьи – «Исключительный человек».
– Ну не совсем «из ничего», – вставляет Дэн.
– В смысле? – переспрашивает мама.
– Сумма от компании авиаперевозок досталась ему приличная, не так ли? Совсем не «ничего».
Бросаю на Дэна настороженный взгляд; так и знала, он опять «пружинится». Челюсти плотно сжаты, сидит как на иголках.
Каждый раз, когда я провожу время с Дэном и мамой, мои симпатии колеблются, будто бешено раскачивающийся маятник. Сейчас я полностью на стороне мамы. Почему Дэну так сложно дать нам с мамой предаться воспоминаниям об отце? Воспоминания не обязаны быть на сто процентов точными. Кому вред от того, что мама идеализирует своего погибшего мужа.
– Чудесное название для статьи, – улыбаюсь я маме, совершенно проигнорировав слова Дэна. Осторожно глажу ее руку, при этом неустанно слежу, не начнет ли она опять моргать. Нет, мама вроде кажется спокойной.
– Помнишь, как он отвез нас в Грецию? – Ее глаза заволокла пелена воспоминаний. – Ты была совсем еще малышкой.
– Конечно, помню, – поворачиваюсь к Дэну. – Это было невероятно. Папа зафрахтовал яхту, и мы плыли по побережью. Каждый вечер мы устраивали фантастические ужины при свечах на пляже. Крабы, лобстеры…
– Каждый вечер он придумывал новый коктейль, – мечтательно проурчала мама.
– Звучит неплохо, – сухо комментирует Дэн.
Мама опять моргает. О нет, только не это. Вдруг, будто очнувшись от воспоминаний, она спрашивает четким, твердым голосом:
– А куда вы собираетесь этим летом?
– Озерный край, – отвечаю я. – Забронировали домик с кухней.
– Хорошо, – говорит она, но улыбка ее какая-то отстраненная, холодная. Подавляю вздох. Знаю, она вовсе не хотела оскорбить нас, но мама искренне не понимает нашей с Дэном жизни. Она не понимает, что значит жить на бюджет, находить удовольствие в простых вещах, прививать девочкам понимание того, что не все в жизни можно приобрести за деньги. Когда я показала ей брошюрку французского палаточного лагеря, куда мы собирались отправиться, она побледнела и дрожащим голосом спросила:
– Дорогая, почему бы вам просто не снять чудесную виллу в Провансе?
(Я бы ответила: «Из-за денег», а она бы удивленно захлопала глазами: «Милая, так я дам вам на это денег. Сколько попросите». Дэн бы еще сильнее «напружинился»; так что я предпочитаю не отвечать.)
– Ох, смотри, – мама показывает на экран, – папа сейчас отпустит ту шутку, перед тем как ты переступишь порог церкви. Твой отец всегда был таким остроумным, – с тоской добавляет она. – Все потом говорили, что его речь была лучшей на торжестве.
Ну вот, как я и ожидала, Дэн встает на ноги:
– Прошу прощения, – направляется к двери, избегая моего взгляда. – Только что вспомнил, что мне нужно сделать несколько срочных звонков по работе.
Что ж, я его не виню. Почти не виню. Все-таки чуточку виню. Неужели он не может хоть раз пересилить себя?
– Все хорошо, – мило улыбаюсь я, хотя прекрасно знаю, что эти срочные звонки он только что придумал. – Иди работай, не беспокойся.
Когда Дэн покидает комнату, мама тут же спрашивает:
– Бедняга Дэн сегодня немного напряженный, не находишь? Интересно, почему.
Она часто называет Дэна беднягой, и при этом голос звучит так покровительственно (вряд ли она это специально), что маятник внутри меня немедленно качает в сторону Дэна. Я должна защищать Дэна, в таком его поведении все же есть причина.
– Понимаешь, Дэн считает… – Глубоко вздыхаю. Я должна это сказать. Давно должна была. – Мама, ты когда-нибудь замечала, что в нашем свадебном видео слишком много папы.
– Много? – удивленно моргает мама.
– Ну, по сравнению с другими людьми.
– Но он ведь был отцом невесты. – Мама по-прежнему смотрит на меня в недоумении.
– Все так, но… – чувствую, что вспотела. Мне стоит огромного труда продолжить: – Но в фильме папы намного больше, чем Дэна. А ведь это его свадьба!
– Ох, – распахивает глаза мама, – это поэтому бедняга Дэн такой колючий?
– И вовсе он не колючий, – пытаюсь защитить Дэна я, но чувствую себя крайне неуютно, будто понимаю, что вру. – Ты должна понять его точку зрения.
– А я не понимаю, – отрезает мама. – Свадебный фильм прекрасно отражает дух свадьбы, и нравится тебе это или нет, но твой папа был сердцем того празднества. И операторы решили сосредоточиться на самом интересном и зрелищном человеке. Твой Дэн славный малый, и ты знаешь, что он мне нравится. Но вряд ли его можно назвать душой компании.
– Нет, можно! – горячо возражаю я, хотя прекрасно понимаю, о чем она. Дэн интересный собеседник и очень веселый человек, но нет в нем папиной харизмы. Он не закружит внезапно в танце сразу трех женщин под хлопки и радостные возгласы гостей, как делал папа.
– У Дэна совершенно нелепейшие представления о жизни, – слегка надменно произносит мама. – Не могу понять, почему Дэна так мучают достижения твоего отца. Хотя, – она вздыхает, – можно ли винить его за это? – Она умолкает на секунду, взгляд ее становится мягким и отрешенным. – Ты должна помнить, Сильви, что твой отец был золотым человеком. Не каждой девочке так повезло с отцом.
– Я знаю, – киваю я. – Мы были самыми счастливыми на свете.
– Конечно, у Дэна тоже много прекрасных качеств, – добавляет она после паузы. – Он очень… преданный.
Я знаю, она старается быть милой, но в ее голове эпитет «преданный» явно на несколько уровней ниже, чем «золотой».
Замолкаем. Видео идет своим ходом, сменяются кадры: вот мы с Дэном держимся за руки и произносим наши брачные клятвы, вот фокус камеры переезжает на папу – он стоит в ореоле света, его лицо благородное, его взгляд преисполнен достоинства, вот папа с улыбкой подмигивает в камеру.
И хотя я смотрела этот фильм бесчисленное количество раз, в горле встает ком, в груди теснится новая волна боли. Всю свою жизнь папа подмигивал мне. На школьных концертах, на скучных ужинах, перед тем как погасить свет в моей комнате после того, как пожелал мне спокойной ночи. Знаю, все это звучит довольно глупо, ведь все умеют подмигивать. Но папа делал это по-особенному. Его подмигивание словно укол адреналина, словно глоток свежего воздуха, словно разряд молнии.
