Как указывает А. Г. Бобров:
«Разумеется, реконструкция текста реально существовавшей и использованной исследователями рукописи заметно отличается от реконструкции текста гипотетического летописного свода; степень достоверности последней неизбежно оказывается меньшей.
Ни в коем случае нельзя рассматривать реконструкцию такого рода как реально существовавший текст – это лишь наглядная иллюстрация научной гипотезы. Реконструкция текста предполагаемого этапа в истории летописания создается не для того, чтобы ссылаться на него как на источник, а для того, чтобы проверить и проиллюстрировать выдвинутую автором текстологическую концепцию» (Бобров 2001: 99).
Фактически работу Амальрика можно рассматривать как первую попытку на основе схемы древнерусского летописания А. А. Шахматова и его текстологического анализа летописей пересмотреть исторические реалии начальной истории Руси. Амальрик попробовал выстроить их в соответствии с упомянутыми работами А. А. Шахматова.
До этого, насколько мне известно, текстологические исследования летописей и попытки восстановления текстов древних сводов и исследования в области истории Древней Руси велись раздельно.
Не было прямых попыток использовать данные текстологических исследований летописей А. А. Шахматова при восстановлении исторического процесса. Правда, ссылки на отдельные положения А. А. Шахматова часто имели место в работах историков Древней Руси. И. Н. Данилевский справедливо отмечает непоследовательность советских историков, придерживавшихся официального антинорманизма в отношении древнейшей нашей летописи. Он указывает, что если историки принимают гипотезу А. А. Шахматова и М. Д. Приселкова об ангажированности и выдумках летописца, то логическим следствием является признание недостоверности ПВЛ. Но поскольку современные историки признают в основном ход исторического процесса, подтвержденного посторонними источниками в соответствии с изложением ПВЛ, то отсюда следует, что представления об ангажированности летописца, на которых основана гипотеза А. А. Шахматова о «вставках» и «умышленном» редактировании, неверны. На это же противоречие обращает внимание Е. А. Мельникова: «Очевидные расхождения в последовательности и атрибуции сюжетов (событий) в Н1Л и ПВЛ многократно отмечались, но, признавая, что Н1Л отражает, в том числе и на этом отрезке, более ранние, нежели ПВЛ, чтения Начального свода, все историки реконструируют раннюю историю Руси в соответствии с ее репрезентацией в ПВЛ, а не в Н1Л» (Мельникова 2008: 53)».
Относительно реконструкций А. А. Шахматовым древнерусских сводов И. Н. Данилевский отмечает, что «если предшествующие построения Шахматова были поддержаны почти всеми исследователями, то идея о существовании Древнейшего свода вызвала возражения. Считается, что эта гипотеза не имеет достаточных оснований» (Данилевский 2004: 79). Удаление этой гипотезы из схемы летописания Шахматова, где одна гипотеза строится на принятии другой, подобно вытаскиванию одной карты из нижнего ряда построенного карточного домика. Чтобы понять последствия удаления этой гипотезы, достаточно посмотреть, насколько часто, следуя за А. А. Шахматовым, Амальрик упоминает сообщения реконструированного Шахматовым Древнейшего свода.
К сожалению, полученные А. Амальриком результаты во многом не соответствуют общепринятым схемам истории Древней Руси, выстраиваемым на основе летописей, свидетельств других источников и археологии.
Справедливым оказывается замечание В. Я. Петрухина: «Однако последовательное применение методики самого Шахматова показывает, что именно тексты о начале руси подверглись в Новгородской летописи определенной деформации и целостной концепции происхождения руси эта летопись не дает» (Петрухин, Раевский 2004: 256).
Сам А. А. Шахматов в своей рецензии на работу М. Д. Приселкова указывал, что для исследователя основным источником должен быть текст реальной летописи, а не гипотетическая реконструкция текста (Лихачев 2001: 468).
Примерно о том же говорил Б. Д. Греков: «Меня могут упрекнуть в предвзятости или в слишком большом доверии к показаниям “Повести”. Упреки эти совсем не страшны. Факты говорят сами за себя. А достоверность фактов, сообщаемых “Повестью”, тоже несомненна. Она подтверждается всем общим ходом развития Киевского государства, которое ни в коем случае не могло бы достигнуть столь блестящих результатов, если бы факты, сообщаемые в “Повести”, были недостоверны» (Греков 1945: 53).
Амальрик писал свою работу во времена официального советского антинорманизма. Это было время господства «полянской» теории происхождения Руси, с которой автор и полемизирует, разбирая работы С. В. Юшкова и М. Н. Тихомирова, посвященные доказательству данной теории. «Балтийско-славянская» гипотеза Венелина, Забелина и Гедеонова тогда не рассматривалась историками-антинорманистами в качестве достойной внимания (Шаскольский 1964).
Примерно в то же время, когда была написана работа Амальрика, появились статьи В. Б. Вилинбахова, вступившего в печатную полемику с А. Стендер-Петерсеном на страницах зарубежного журнала «Kuml» и «Скандинавского сборника», с попыткой обоснования «балтийско-славянской» гипотезы. Поскольку В. Б. Вилинбахов стоял на позициях антинорманизма, судьба его статей была совершенно иной, чем судьба работы А. А. Амальрика. Ему даже разрешено было вступить в полемику с датским ученым, за попытку переписки с которым пострадал Амальрик (Stender-Petersen 1960; Вилинбахов 1960; Похлебкин, Вилинбахов 1960). Однако с научной точки зрения для Вилинбахова и советского антинорманизма дело кончилось конфузом (Клейн 2009: 127–128).
На данном примере наглядно видно различное отношение в СССР к ученым, отстаивавшим скандинавское происхождение Руси, и к антинорманистам вроде В. Б. Вилинбахова. Разница в отношении разительная, вопреки тому, что об этом говорят сегодня антинорманисты В. В. Фомин, А. Н. Сахаров и их сторонники.
[1. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИМЕНИ РУСЬ И ДОКАЗАТЕЛЬСТВА СКАНДИНАВСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ РУСИ]
[Появление норманнов на исторической арене]
А. А. Амальрик начинает работу с рассказа о предчувствии Карла Великого в отношении норманнов как основных врагов его империи.
В примечании Амальрик отмечает, что реальное появление норманнов на границах империи франков произошло несколько позже, и называет в качестве первого набега набег на Фрисландию в 834 г. Непонятно, почему А. А. Амальрик сделал такой вывод. Скорее первым набегом можно считать опустошение побережья Фрисландии, о котором сообщается под 810 г. в Анналах королевства франков, датским конунгом Готфридом, строителем Датского вала.
Говоря о норманнах, Амальрик особо отмечает размах их плаваний, вплоть до берегов открытой ими задолго до Колумба Америки. Дополнительно хочется отметить отличную мореходность скандинавских судов. Корабли норманнов были весьма быстроходными для своего времени, что позволяло быстро перемещаться вдоль побережий и совершать неожиданные набеги в довольно удаленных друг от друга точках. Многочисленные реплики кораблей норманнов выявили отличные для того времени мореходные качества
[241].
