Мэси помогла офицеру оттащить в сторону вялое и на удивление легкое тело аватара. Лок Ифрахим лежал в расползающейся луже крови. Глаза закатились, дыхания не было. Мэси не смогла нащупать пульс. Она раздвинула губы Лока, прильнула своими губами к его рту, ощутила его кровь, попыталась дать ему свое дыхание, ритмично давила на его грудь сцепленными руками – раз, два, три, – затем возобновляла искусственное дыхание.
Когда прибыла пара медтехников, Мэси еще работала. Но они не смогли ничего сделать ни на месте, ни в больнице.
Лок умер.
10
«Хоть раз в жизни бедняга попытался совершить что-то хорошее, – написала Мэси. – Лок сыграл какую-то глупую шутку с Эуклидесом Пейшоту, и тот отплатил сторицей. Мне Лок не понравился с первой встречи, но мне очень жаль его теперь. Думаю, в последнее время он очень изменился. Он и в самом деле хотел помочь. Конечно, тут не без эгоизма. Он желал лично участвовать в том, что сам звал „поворотным моментом истории“, мечтал упрочить свое положение, добыть толику влияния и власти. Но все же – он хотел помочь. И пусть бы он жил. Честно говоря, недавно я и вообразить не могла, что стану жалеть его. А тем временем Эуклидес Пейшоту отправился за тем, что он понимает под „славой“. Он пошел на край системы во главе небольшого флота, готовый противостоять „призракам“. Мы не знаем о его стратегии, но Эуклидес забрал с собой большую часть сил альянса – конечно, все бразильские корабли плюс европейские одноместные истребители, базирующиеся на „Лесном цветке“. То есть у Эуклидеса два линейных корабля и две эскадрильи истребителей, плюс небольшой флотик переделанных кораблей дальних. И маленький такой арсенал водородных бомб. Если Эуклидес и в самом деле победит „призраков“ и не соврал нам – а я еще сама не знаю, где он говорил правду, где хвастался, а где просто фантазировал в той маленькой речи, о какой я писала тебе в прошлый раз, – то чертов Пейшоту собирается заключить союз с губернатором Юпитера. А генерал Набуко – старый закоренелый вояка, отказавшийся принять новое правительство Великой Бразилии. Так что, даже если нам все удастся здесь, хлопотать придется немало…»
Мэси писала в полумраке, сидя по-турецки на кровати. Было два ночи по местному времени. Мэси устала как собака, измученная пережитым и гравитацией Япета. От переживаний и адреналинового шока в теле ощущалась свинцовая мертвая тяжесть. После убийства Лока Ифрахима совет по безопасности альянса и делегаты от свободных городов устроили долгое совещание. Мэси, как единственную оставшуюся представительницу Свободных дальних, попросили участвовать. Она сидела в задних рядах, еще мокрая от душа, который приняла, чтобы отмыть засохшую кровь Лока, и со все возрастающим раздражением следила за нудной и бесплодной перепалкой. Пустая болтовня, никаких признаков даже возможности согласия, все защищают давно занятые позиции, все думают только о своем, не хотят прислушаться к остальным и не доверяют им. Мэси поразилась тому, что никто не упомянул то единственное, что было способно привлечь дальних на сторону альянса. Когда около полуночи по-прежнему бесплодную встречу прервали и участники разбились на группки по интересам, Мэси подошла к Томми Табаджи, попросила несколько минут внимания и выложила свою идею.
Он осторожно выслушал и заметил, что предложение Мэси – первое, чем нужно заняться после кризиса.
– Не после! – сказал Мэси. – Нужно именно сейчас. Наверное, я объяснила недостаточно внятно. Речь идет не о доказательстве вашей готовности к сотрудничеству и примирению с дальними. Хотя и это важно, вне всякого сомнения. Но не менее важно то, что сейчас там заперто множество талантливых людей. А единственное, в чем вы все согласны, – это критическая нехватка ресурсов. Разве те люди – не ресурс? Нам не хватает пилотов. Так пусть дальние пилотируют свои корабли. Может, нам скажут, где корабли и склады оружия, спрятанные перед Тихой войной. И может быть – пусть маловероятно, но все же, – они помогут договориться с «призраками» и не допустить полномасштабной войны.
Мэси и Томми Табаджи немного помусолили идею, затем он позвал бразильского посла Паулину Фонтейн, выслушавшую Мэси. Паулина сказал, что, хотя и она и поддерживает новое правительство Великой Бразилии и его обещание освободить города и поселения Внешней системы, переход должен быть упорядоченным, а не внезапным – а это вряд ли возможно в нынешних условиях.
– Самое важное, что я узнала из моего опыта жизни с дальними, – это их невероятное умение решать проблемы, – сказал Мэси. – В преодолении трудностей они дадут фору любому. Они умны, умеют организовываться, знают, как заставить работу двигаться. Иначе как бы они вообще выжили здесь? Вам не нужны детальные планы по передаче власти. Дальние разработают их на ходу и решат проблемы в мгновение ока. А вам жизненно важно привлечь дальних на свою сторону, показать им, что власть Эуклидеса Пейшоту уже миновала. Пусть он гоняется за «призраками», если захочет, – а тем временем дальние помогут вам разобраться с делами.
В два часа ночи Мэси сообщила Ньюту о принятом решении, выслала сообщение, отключила планшет, легла и попыталась уснуть. Завтрашний день обещал быть долгим. Предстояло освободить Париж.
Назавтра Мэси, Томми Табаджи, бразильский посол и андрогин Рафаэль оказались на Дионе, в забитой людьми однокомнатной квартире в так называемом Новом городе – построенном бразильцами тюремном куполе. Гости говорили с делегатами о заключенных дальних, а висящий в углу квартиры дрон транслировал переговоры всем остальным.
Одним из делегатов была Эбби Джонс, мама Ньюта. Перед началом переговоров Мэси едва успела сказать ей, что она стала приемной бабушкой. Говорили долго – три, четыре часа. Поначалу делегаты предсказуемо разделились на тех, кто считал предложение обманом, а «призраков» – спасителями, тех, кто вообще не хотел иметь никаких дел с альянсом, и большинство под главенством Эбби Джонс, которая понимала, что сейчас – лучший шанс восстановить независимость. Наконец Мэси, ошалевшая и усталая, умолкла и, попивая мятный чай, массировала натруженное горло – а делегаты организовывали референдум. Результаты огласили через час: большинство пожелало оставить Новый город и перейти в Париж.
Бразильский посол произнесла краткую и замечательную благодарственную речь.
– Перед тем как вы начнете организовывать людей для перехода, я хотела бы попросить об одолжении, – сказала посол. – Мы откроем связь с другими городами системы Сатурна. Поговорите с людьми. Расскажите о наших переговорах. Пусть люди узнают, что вы пришли на помощь в наш отчаянный час.
Затем дальние взялись за работу. Политика «нулевого роста» Эуклидеса Пейшоту привела к тому, что в городе не было беременных женщин, младенцев и маленьких детей. Довольно значительное меньшинство, безоговорочно отказавшееся сотрудничать с альянсом, согласилось остаться вместе с медтехниками и нетранспортабельными пациентами и присмотреть за городом. Все остальные набили багажные сумки, надели скафандры, собрались на улицах и площадях поблизости от шлюзов. Старшие групп по двадцать человек доложили руководителям, те доложили спонтанно собравшемуся комитету. Вскоре все были готовы, и началась эвакуация. Группа за группой проходили через шлюзы, кто-то карабкался в ожидающие роллигоны, остальные пошли пешком. Толпа заполнила шоссе, люди шли и рядом по пыльному льду обочин – целая медленная неудержимая река, ведомая общей целью, текла по дну кратера Ромула к Парижу.
