Ньют начал подниматься, Мэси, шатаясь, подошла, упала на колени, обняла его, вдохнула знакомый запах, родную теплоту.
– Эй, как ты? – спросил Ньют.
– Думаю, я жива – более или менее.
– Тебе не следовало вставать.
– А ты что, хочешь, чтобы я снова заснула? Я и так валялась слишком долго, – сказала Мэси и, приветствуя, стукнула кулаком в кулаки Зиффа Ларцера и Хершеля By. – Мы все пока здесь, так что, надеюсь, земляне не попытались нас перехватить.
Трое мужчин переглянулись. По хребту Мэси пробежал холодок.
– Что-то случилось, – выговорила она.
– У нас есть и хорошие, и плохие новости, – сообщил Зифф Ларцер, – а еще такие, какие мы пока не отнесли ни к тем, ни к другим.
Хершель крутанул перед собой пальцами, и впереди высветился дисплей с навигационной картой. Траектория шла, изгибаясь, сквозь орбиты лун пухлой планеты. На траектории виднелись навигационные значки, а посреди ее мигал огонек.
– Мы сейчас за сто тысяч километров от Нептуна, в конце коррекционного маневра, который выведет нас на орбиту, – сообщил Хершель.
– Вокруг Тритона или Нептуна? – спросила Мэси. – Я думала, что мы направляемся прямо к Тритону.
В углу дисплея висело изображение полушария Нептуна, темно-синий круг. Уран был светлее. На Нептуне отчетливо различались полосы, над ним плыли лоскуты бледных облаков. А у экватора двигалось маленькое черное пятнышко, прикрытое пером облаков, близкое к расплывчатой линии терминатора, отделяющей день от ночи. Ледяной гигант опоясывали два ярких кольца, а за ними висел крошечный диск – Тритон, самая крупная луна Нептуна, новый дом.
– Есть небольшая проблема, – заметил Ньют.
– Это плохие новости?
– Плохие новости в том, что мы потеряли людей, – сказал Зифф Ларцер.
– Наши старые шаттлы, – добавил Ньют. – Земляне ударили по ним ракетами. Ядерные боеголовки.
Мэси показалось, будто ее кожа превратилась в лед. Мир вдруг осыпался, ушел вдаль. Мэси знала людей, вызвавшихся пилотировать шаттлы: Мика Торна, Тора Херца, Дарси Дюннант, Хэмильтона Брауна… шестнадцать человек. Их теперь нет.
Ньют с легкой тревогой смотрел на нее. Мэси сказала, что все в порядке. Он возразил, что она совсем не в порядке.
Зифф Ларцер встал с кресла. Мэси убедили вскарабкаться на него, сунули в руку сосуд с теплым мятным чаем, который Хершель принес из жилого отсека. Хершель уверял, что это его универсальная панацея от всех болезней.
– Я не больна. Я просто полумертвая, – сказала Мэси, но чаю выпила, потянулась немного и правда почувствовала себя немного лучше.
И сильнее.
Время слушать третью новость.
– Дело в месте назначения, – пояснил Ньют. – Там проблемы.
– Большие проблемы, – добавил Хершель By.
– На Тритоне уже есть люди, – вставил Зифф.
– «Призраки», – закончил Ньют.
Часть третья
Смена караула
1
– Ну, за все это время ты так и не научился расслабляться, – сказал Фрэнки Фуэнте Кэшу Бейкеру.
– Сейчас я совершенно расслабленный, – ответил Кэш. – Может, тебе стоит сфотографировать меня, чтобы помнить, как выглядит настоящая расслабленность.
– То, что с тобой сейчас, – прямая противоположность расслабленности. Да ты настолько натянутый, что хоть приколачивай ноги и голову к доске и наяривай, будто на арфе. И знаешь что? Ты такой все время.
Двое мужчин лежали рядом в бассейне, устроенном так, что теплая прозрачная вода с одной стороны будто переливалась за край, в пропасть. Локти холодил полированный бетон, вода плескалась у плеч, за кромкой бассейна расстилался восстановленный дождевой лес, тянущийся до горизонта под эмалево-синим небом, пробитым раскаленным добела гвоздем солнца. За спиной высилось блюдце из стекла и камня – дом чиновника, управляющего территориями клана Бернал, стоящий среди ухоженных газонов и клумб с тропическими цветами. Через несколько часов Кэш и Фрэнки предстояло бродить среди гостей коктейльной вечеринки по широким террасам дома, произносить краткие речи о своей роли в Тихой войне, планах реконструкции и возможностях, которые откроются при освоении знаний дальних, использовании их инженерного и научного опыта, их искусства.
Кэш Бейкер был живым воплощением архетипа, образцовым военным героем. Он учил кадетов в Монтеррее, а в остальное время занимался пропагандой: речи на митингах, в школах и университетах, посещение исследовательских институтов, верфей, заводов и фабрик, поддерживающих и снабжающих эскадры Военно-воздушных сил на Юпитере и Сатурне, – а также знакомства с членами сильнейших кланов, доминирующих в политической и экономической жизни Великой Бразилии. В общем-то, неплохая жизнь. Учить кадетов – полезная и нужная работа, и Кэш старался изо всех сил. А пропаганда помогала ребятам на Юпитере и Сатурне, потому была важной и получалась на удивление легко. Кэш умел вытянуть на поверхность свой посконный и вальяжный техасский шарм, очаровать гостей и хозяев. Перед тем как начать хождение по вечеринкам и приемам, Кэш прошел месяц обучения трем вещам: речи на публике, навыки социальной трепотни ни о чем и этикет – от правил поедания устриц до правильного обращения к жене посла.
Такой жизни позавидовали бы многие. Лучшие дома и отели, всевозможная роскошь, встречи с самыми значительными и знаменитыми людьми. Кэш даже отправился в тур по Евросоюзу, побывал в Париже, Риме, Берлине, Москве…
Но пилот хотел вернуться к своей настоящей работе, к тому, чего добился тяжелым трудом, тренировками и данным богом талантом. Кэш хотел лишь одного: сесть за штурвал истребителя J-2. Для этого он родился, для этого был переделан, снабжен невральной системой, позволявшей напрямую общаться со стальной птицей, стать одним целым с нею. И хотя Кэш понимал, что назад дороги нет, он тосковал каждый день, отчаянно желая снова сесть в пилотское кресло.
Физически он оправился почти полностью, не считая некоторой ущербности правой стороны тела и легкой хромоты. Но голова работала не совсем хорошо. Мозг пробило насквозь. Сложные, хрупкие ткани, уничтоженные осколком, вырастили заново, но в памяти зияли дыры. Кэш не мог вспомнить абсолютно ничего о своем задании, едва не ставшем последним, и почти ничего об экспедиции на Сатурн.
Вопреки постоянным дозам психотропных, Кэш по-прежнему страдал от резких перепадов настроения. Вдруг посреди обыденных занятий – физических упражнений, лекции, чистки туфель – глаза затуманивались, и по щекам бежала влага, глупые беспомощные слезы. Кэш клал себе еду на званом вечере – и вдруг накатывало неистовое желание швырнуть тарелкой в ближайшего соседа или пырнуть его вилкой просто ради того, чтобы тот наконец заткнулся. А хуже всего было, когда мир вдруг становился плоским. Повсюду исчезали краски, смысл, желания, словно высосанные кем-то, оставившим лишь пустые и скверные имитации и людей, движущихся как роботы, мясных кукол, несущих чушь.
