— Госпожа Олафсен! — окликнул ее Петер.
Она обернулась. Глаза у нее были красные от слез.
— Здравствуй, Петер, — с трудом проговорила она.
С ней надо быть помягче, решил Петер.
— Примите мои искренние соболезнования, — сказал он. Она молча кивнула.
— Это Тильде. Мы вместе работаем.
— Очень приятно.
Они сели за стол.
— Когда похороны? — спросил Петер.
— Завтра.
— Мы видели в церкви пастора, — сказал Петер.
— Он очень скорбит. Но старается этого не показывать.
— Понимаю. Харальд, наверное, тоже переживает.
Она вскинула на него глаза, но тут же отвела взгляд. Однако Петер успел заметить в ее взгляде испуг.
— С Харальдом мы не разговаривали, — пробормотала она.
— Почему? — удивился Петер.
— Мы не знаем, где он.
Петер не понимал, лжет она или нет, но чувствовал, что она что-то скрывает. Это его рассердило, и он сказал строго:
— Очень вам советую содействовать нам.
Тильде решила, что пора вмешаться:
— Госпожа Олафсен, мне очень неприятно говорить вам это, но Харальд тоже занимается противозаконной деятельностью. Если он не одумается, его схватят и у него будут серьезные неприятности. Для него же лучше, если вы поможете нам как можно скорее его найти.
— Я не знаю, где он, — повторила госпожа Олафсен, но уже не так решительно.
Петер заметил это.
— Я видел, как умер Арне, — сказал он. — Я видел, как ваш сын приставил пистолет к горлу и спустил курок.
Госпожа Олафсен испуганно вскрикнула.
— Нет, Петер… — попыталась остановить его Тильде.
Он не обращал на нее внимания:
— Ваш старший сын был шпионом, поэтому и погиб. Вы хотите, чтобы то же случилось и с Харальдом?
— Нет, — прошептала она. — Нет…
— Тогда скажите, где он!
Дверь распахнулась, и в кухню вошел пастор:
— Мерзавец!
Петер выпрямился:
— Я обязан выяснить…
— Вон из моего дома!
— Пойдем, Петер, — сказала Тильде.
— Я все же хочу знать…
— Немедленно! — взревел пастор.
Петер попятился к двери. Тильде открыла ее, и они вышли.
Петер с Тильде сели в коляску и отправились в гостиницу. Петер старался не думать о пережитом унижении.
— Харальд где-то скрывается, — сказал он.
— Очевидно, — коротко бросила Тильде, и по ее тону Петер понял, что сцена на кухне ее расстроила.
— В школе его нет, дома тоже, единственные родственники живут в Гамбурге.
— Так что же нам предпринять?
— Полагаю, он у каких-то друзей. Как по-твоему?
— Разумно.
На Петера она не смотрела. Он вздохнул, а потом сказал приказным тоном:
— Вот что, позвони в полицейское управление. Отправь Конрада в Янсборгскую школу. Пусть возьмет адреса всех одноклассников Харальда. А потом пошли к каждому наших людей — порасспрашивать, присмотреться.
— Понятно.
— Если он не у друзей, значит, прячется еще у кого-то из подпольщиков. Мы с тобой останемся на похороны, посмотрим, кто приедет. Наверняка тут появится человек, которому известно, где Харальд.
Коляска остановилась у дома Акселя Флемминга.
— Я хочу вернуться в гостиницу, — сказала Тильде. — Не возражаешь?
Родители ждали их к обеду, но Петер видел, что Тильде не в настроении.
— Хорошо. Поезжай к причалу, — крикнул он кучеру.
Некоторое время они ехали молча. На набережной Тильде сказала:
— Я предпочла бы возвратиться в Копенгаген. Мне не понравилось то, что здесь произошло.
— У нас не было другого выхода! Мы обязаны были заставить их выложить все, что им известно.
— Долг и обязанность — это еще не все.
— Пустые слова! Когда отступаешься от долга, все в этом мире идет наперекосяк.
Паром стоял у пристани. Тильде вышла из коляски.
— Но такоза жизнь, Петер.
— Поэтому-то и существуют преступники. Разве ты бы не предпочла жить в мире, где каждый выполняет свой долг? Если бы за каждым преступлением неминуемо следовало наказание, у полиции было бы куда меньше забот!
— Ты хочешь именно этого?
— Да! И если я когда-нибудь стану начальником полиции, так все и будет.
— До свидания, Петер.
Она пошла к парому, а он крикнул ей вслед:
— Так что же я сделал не так?
Но она даже не обернулась.
10
В предутренних сумерках Харальд стоял у двери на кухню замка. Времени было половина четвертого. В руках он держал пустую двадцатилитровую канистру. В бак «Хорнет мота» вмещалось сто семьдесят литров бензина, то есть приблизительно девять канистр. Законным путем бензин раздобыть было нельзя, и Харальду оставалось одно — украсть его.
Дверь бесшумно отворилась, вышла Карен в сопровождении старого рыжего сеттера Тора. Карен даже в мешковатом зеленом свитере и старых коричневых брючках выглядела потрясающе. Она назвала меня милым, вспомнил он. Милым…
Карен ослепительно улыбнулась и сказала:
— Доброе утро!
Ее голос в рассветной тиши прозвучал слишком громко. Харальд приложил палец к губам.
Они направились к лесу. Поравнявшись с палатками, огляделись. Около палатки, где размещалась столовая, прохаживался, позевывая, одинокий часовой.
Бензин ветеринарной роты хранился в цистерне, стоявшей метрах в ста от палаток, у дороги, которая вела к замку. Харальд уже выяснил, что к цистерне присоединен ручной насос, а запора никакого нет. Кран находился со стороны дороги — чтобы удобнее было заправляться. И тех, кто им пользовался, от лагеря было за цистерной не разглядеть.
Все вроде складывалось удачно, но Харальд медлил. Чистое безумие — воровать бензин под носом у солдат. Впрочем, об этом лучше не думать.
Он сунул шланг в канистру, быстро ее наполнил, завинтил крышку и поспешил обратно. Карен осталась на страже, а Харальд пошел к монастырю. Вылив бензин в бак самолета, он отправился назад.
Когда он наполнял канистру во второй раз, часовой решил совершить обход. Харальд его не видел, но, услышав свист Карен, догадался: что-то не так. Он увидел, как Карен с Тором вышли из леса, и тут же упал под цистерну.
