Харальд не сводил глаз с Карен. Он никак не мог решить, кто перед ним — девчонка-сорванец или богиня. Она препиралась с братом совсем по-детски. Но при этом двигалась с непередаваемой грацией.
— Рекомендую надеть ботинки, — сказал Тик Харальду.
Харальд ушел в свою комнату и там закончил туалет. Вернувшись, он увидел Тика в щегольском черном пиджаке с темным галстуком. Харальд в школьной форме чувствовал себя неуклюжим подростком.
Карен спустилась вниз первой, молодые люди шли следом. Они вошли в гостиную, где стояло несколько огромных диванов и рояль, а на ковре перед камином лежал пожилой пес. Молодая женщина в черном платье и белом фартуке спросила Харальда, что он будет пить.
— То же, что Йозеф, — ответил Харальд, который толком и не знал, что такое коктейль.
Он наклонился погладить рыжего сеттера, густая шерсть которого уже начала седеть. Тот приоткрыл один глаз и лениво вильнул хвостом.
— Это — Тор, — сказала Карен.
Тут вошел отец Харальда — высокий худой мужчина с рыжей с проседью шевелюрой и так похожий на Тора, что Харальд с трудом сдержал улыбку.
— Весьма рад с вами познакомиться, — сказал господин Даквитц. — Йозеф много о вас рассказывал. Как у вас дела в школе — после того выступления?
— Как ни странно, меня даже не наказали, — ответил Харальд. — Хейс только прочитал мне нотацию про то, насколько убедительнее прозвучали бы мои слова, если бы я вел себя сдержаннее.
— И сам подал пример, не став на вас сердиться.
У Харальда тоже был вопрос к отцу Тика.
— Скажите, господин Даквитц, а вас не беспокоит то, как поведут себя по отношению к вам нацисты? Известно ведь, как притесняют евреев в Германии и Польше.
— Да, меня это беспокоит. Но Дания — это не Германия, и немцы видят в нас прежде всего датчан, а уж потом евреев.
— До поры до времени… — добавил со вздохом Тик.
— И мы ведь не простые лавочники, — сказала Карен. — Что они могут сделать с семейством, которому принадлежит крупнейший банк Дании?
Это показалось Харальду глупостью.
— Давно пора понять, что нацисты могут делать все, что им заблагорассудится, — грустно усмехнулся он.
— Да неужели? — холодно ответила Карен, и он понял, что обидел ее.
Тут к ним присоединилась госпожа Даквитц, и разговор зашел о последней постановке Датского королевского балета — о «Сильфидах».
— Мне очень нравится эта музыка, — сказал Харальд, слышавший ее по радио.
— А балет вы видели? — спросила госпожа Даквитц.
— Нет. Честно говоря, я вообще никогда не был в театре.
— Карен обязательно должна вас сводить.
— Мама, я безумно занята, — возразила Карен. — Я разучиваю главную партию.
Горничная объявила, что ужин готов. Они сели за длинный стол в столовой. Несмотря на то что продукты отпускались по карточкам, еды было много, и госпожа Даквитц объяснила, что большая часть приготовлена из того, что дает поместье.
За ужином Карен с Харальдом не разговаривали. Даже когда он обращался к ней, она, отвечая, глядела на других. Харальд пребывал в смятении. Такая очаровательная девушка, а он умудрился настроить ее против себя.
После ужина господин Даквитц сел в гостиной за рояль. Госпожа Даквитц встала рядом.
— Бетховен? — спросил он, и она кивнула.
Он сыграл вступление, и она запела по-немецки. На Харальда ее пение произвело такое впечатление, что в конце он даже зааплодировал.
— Мама, спой еще что-нибудь, — попросил Тик.
— Хорошо. Но только с условием: ты нам сыграешь.
Взяв кларнет, Тик исполнил колыбельную Моцарта. Господин Даквитц сыграл вальс из «Сильфид», и Карен, сбросив туфли, показала танец, который она разучивала. Затем все обернулись к Харальду.
Он понял: хозяева ждут, чтобы он что-нибудь сыграл.
— Я не силен в классической музыке, — признался он.
— Чушь! — сказал Тик. — Ты же сам рассказывал, что играешь на пианино в отцовской церкви.
Харальд сел за инструмент. Но лютеранских псалмов для еврейской семьи исполнять было нельзя, и он заиграл буги-вуги Пайн-Топа. Через несколько мгновений, забывшись, он воскликнул по-английски: «Буги-вуги, танцуют все!» — совсем как Пайн-Топ.
Когда Харальд закончил, на лице у господина Даквитца застыло такое выражение, будто ему подсунули тухлятину. Даже у Тика вид был смущенный.
— Должна признаться, что такого в этой зале не играли никогда, — сказала госпожа Даквитц.
Харальд понял, что допустил ошибку. Семейство Даквитц было культурным, но это еще не означало широты взглядов.
— Прошу прощения, — сказал он. — По-видимому, мой выбор был неправильным.
— Да уж, — сухо заметил господин Даквитц.
Карен, сидевшая на диване, бросила взгляд на Харальда. И, к его удивлению и радости, весело ему подмигнула.
В воскресенье Харальд проснулся с мыслями о Карен. Он надеялся ее увидеть, но к завтраку она не вышла. А потом Тик с Харальдом пошли прогуляться по поместью.
В конце аллеи стоял разрушенный монастырь. Кельи теперь использовались как кладовки для садового инвентаря.
Они вошли в заброшенную церковь, превращенную в сарай. Черно-белый кот, испугавшись их появления, выпрыгнул в зияющий проем окна. Харальд приподнял брезент, под которым оказался сверкающий «роллс-ройс».
— Машина твоего отца? — спросил он.
— Да. Стоит, дожидается, когда снова разрешат торговлю бензином.
В дальнем углу Харальд увидел аэроплан без крыльев.
— Что это? — воодушевился он.
— Это «Хорнет мот», их делает английская компания «Хэвиленд». Папа давно его купил. Когда он был новый, мы на нем катались.
Харальд потрогал почти двухметровый пропеллер, залюбовавшись его математически выверенными линиями. Аэроплан накренился набок — шасси были погнуты. Потом Харальд заметил и серебристые крылья, которые крепились к фюзеляжу петлями, — сейчас они были откинуты назад.
Он заглянул в кабину. Там были два сиденья и деревянная приборная доска со множеством циферблатов. Посередине торчала вилкообразная рукоятка, пользоваться которой можно было с обоих сидений.
— А ты сам когда-нибудь летал? — спросил Тика Харальд.
— Нет. А вот Карен даже уроки брала. Ну, пошли.
Выйдя из монастыря, они пошли по тропинке через лес. К замку Кирстенслот примыкала большая ферма.
— Ее сдали в аренду семейству Нильсен еще до моего рождения, — сказал Тик.
На дороге, ведшей к дому фермера, им попался трактор. Юноша в комбинезоне возился с мотором.
