Книга Когда все возможно, страница 24. Автор книги Элизабет Страут

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Когда все возможно»

Cтраница 24

Его так и не оставила странная надежда, а точнее, приятное понимание того, что данная ситуация вскоре разрешится, что их отношения близки к завершению и уже в основном завершились. И, судя по ощущению, расставание вполне можно будет пережить, чего он раньше почему-то совсем не понимал.

Он поднес телефон к уху, и жена со слезами в голосе закричала:

— Чарли? Ой, прости, что я тебя потревожила, мне так стыдно, что я тебе надоедаю, правда, стыдно. Ты там, наверное, хорошо проводишь время, нет, я понимаю, что ты не развлекаешься, но это твое законное время, а я…

— Что случилось? — прервал он этот поток бессмысленных слов, не испытывая ни малейшей тревоги.

— Ох, Чарли, она опять так гнусно вела себя по отношению ко мне! Понимаешь, я к ним заглянула буквально на минутку — просто посмотреть, готовы ли платья девочек ко Дню благодарения, — а эта Дженет мне и говорит: «Мэрилин, я вас прошу, нет, я вам заявляю, причем совершенно открыто, что вы слишком часто сюда приходите. Это все-таки мой дом, а Стиви — мой муж, и нам необходимо личное пространство». Вот что она мне сказала, Чарли, представляешь? А Стиви, который, наверное, даже слышал это, если, конечно, был дома… только он ведь совершенно бесхребетный, наш дорогой сынок…

Чарли перестал слушать. Он хоть и помалкивал, но был полностью на стороне своих детей, а в данном случае — на стороне своей невестки. Выжидая, он присел на кровать, и жена в телефоне спросила:

— Чарли, ты где?

— Я здесь. — И он невольно посмотрел на себя в зеркало. Он давно перестал воспринимать свое отражение в зеркале как что-то знакомое.

Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы успокоить жену. Во всяком случае, этого было достаточно, чтобы он мог повесить трубку. Она еще раз извинилась, что потревожила его, поблагодарила и заверила, что теперь чувствует себя гораздо лучше.

— Ну, вот и хорошо, Мэрилин, — сказал он и отключился.

Оставшись один на один с царившей в комнате тишиной, Чарли понял, что означало то ощущение покоя и надежды, что все закончится хорошо, которое охватило его во время разговора с Трейси и теперь снова к нему вернулось: когда-то давно у него на сей счет даже возникла теория, которую он называл «клин клином вышибают». Однажды летом, когда Чарли был еще маленьким, он вместе с дедом сидел на крыше дома и помогал ему укладывать твердые черепицы. Вот тогда-то он и обнаружил, что если по ошибке заедешь молотком, например, по большому пальцу, то в течение какого-то времени, пусть и очень короткого, тебе кажется, что никакой боли и нет вовсе, хотя ты и здорово стукнул по пальцу… Но потом — после нескольких мгновений ложного облегчения и растерянной благодарности за отсутствие боли — на тебя обрушивается настоящая боль, способная, кажется, разнести вдребезги все твое существо. На войне нечто подобное случалось с ним так часто и в таких разнообразных формах, что он порой думал, что создал поистине гениальный способ борьбы с болью — во всяком случае, аналогия с ушибленным молотком пальцем казалась ему в высшей степени подходящей. На войне он вообще очень многому научился, но ничто из этого, в том числе и теория «клин клином вышибают», никогда не упоминалось никем из психологов, приглашенных на встречи ветеранов, которые, как считала Мэрилин, он регулярно посещает.

* * *

Чарли встал. Его вдруг охватил острый приступ желания, плотского, телесного, но все же включавшего в себя и многое другое. Это состояние не было для него таким уж незнакомым, и он, скрестив руки на груди и пытаясь успокоиться, принялся ходить взад-вперед вдоль огромной, королевских размеров кровати, накрытой покрывалом из очень прочной и надежной синтетической ткани, способной, казалось, вынести все на свете — ему много раз доводилось испытывать ее надежность, собственным телом чувствуя переплетение жестких нитей. Он все ходил и ходил. Иной раз он мог ходить так часами. И в итоге к нему возвращалось тепло обычных человеческих чувств.

Когда создавали Мемориал, Чарли к нему особого интереса не проявлял. Нет, он, Чарли Маколей, даже совсем, пожалуй, строительством Мемориала не интересовался. Но однажды — после того, как его много ночей подряд терзали мучительные сны о бомбардировках в Кесоне, — он пошел и купил билет на автобус до Вашингтона. И, боже мой, что он обнаружил! Чарли никак не мог унять слезы, беззвучно катившиеся у него по щекам, пока шел вдоль стены из темного гранита и читал на ней имена людей, облик которых тут же всплывал в его памяти. Он нежно касался надписей загрубелыми пальцами, и люди рядом с ним — он чувствовал их реакцию, это были, скорее всего, туристы, — с уважением на него поглядывали и отходили в сторонку, давая ему возможность побыть у стены памяти одному. Он чувствовал, что эти люди его, плачущего мужчину, уважают! Ему никогда и в голову не приходило, что такое возможно.

А потом, вернувшись в Карлайл, он сказал Мэрилин: «Все-таки хорошо, что я туда съездил». И она удивила его, обронив лишь: «Я за тебя рада, Чарли». И уже вечером вновь заговорила об этом и предложила: «Послушай. Ты снова туда съезди и вообще езди каждый раз, как только у тебя возникнет такая потребность, я тебе от всей души это советую. Денег у нас вполне достаточно, чтобы ты мог в любой момент туда поехать». Вот так, подумал тогда Чарли, люди и впрямь способны без конца тебя удивлять. Причем не только своей добротой, но и неожиданным умением на редкость правильно и точно выразить то, о чем ты и сам думаешь.

Хотя ему казалось, что сам он никогда и ничего не мог выразить правильно и точно.

Как-то раз он был в универмаге вместе с сыном и невесткой — Дженет понадобилась толстовка, и Чарли пошел с ними за компанию. Он ходил по магазину, ничем толком не интересуясь, но заметил, что сын, наоборот, проявляет самый искренний интерес к данному процессу и порой что-то вдумчиво изучает и обсуждает со своей женой, женщиной очень простой и милой. И это случайно им подмеченное искреннее участие сына в маленьких семейных советах настолько потрясло Чарли, что он буквально готов был преклонить перед Стиви колени. Нет, какой все-таки замечательный сын у него вырос! Он стал настоящим мужчиной, его повзрослевший мальчик, и способен со скромной готовностью обсуждать с женой, какую конкретно толстовку ей хотелось бы купить именно в этом магазине, пропахшем, словно цирк-шапито, дешевыми сладостями, арахисом и еще бог знает чем. Стиви перехватил взгляд отца, и его лицо, казалось, распахнулось ему навстречу.

— Эй, пап, ты как там? Не скучаешь или уже готов уйти?

И в памяти Чарли вдруг всплыли нужные слова: чист душой. Да, его сын был чист душой.

— Я в полном порядке, — ответил Чарли, сделав успокоительный жест рукой. — Выбирайте спокойно, не спешите.

Но понимая, что он, Чарли, несколько лет назад так сильно испачкал себя, понимая, что и теперь он тот же Чарли, а не кто-то другой, он так и не смог сказать сыну: «Мальчик, ты стал достойным и сильным мужчиной, но ко мне это не имеет никакого отношения, из-за меня твое детство отнюдь не было усыпано розами, но ты с достоинством преодолел все эти непростые испытания, и теперь я горжусь тобой; мало того — ты меня просто удивляешь». Впрочем, выразить в словах и произнести вслух Чарли не смог бы даже сильно разбавленную версию тех чувств, которые в данный момент его обуревали. Он, наверное, не смог бы даже по плечу сына хлопнуть, здороваясь с ним или прощаясь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация