Нинель забилась под цепкими пальцами Клеопатры, затем затихла. Клеопатра тут же ослабила хватку.
— Жива? — тихо спросила она.
— Вроде того, — прохрипела Нинель. Помолчала. — Что ж ты отпустила? Дожимай, твоя взяла.
— Зачем? Мне твоя жизнь не нужна. И ты… Неужели в самом деле ты такая жестокая? Не верю. Напустила на себя блажь закоренелой убийцы…
Они вдруг сели рядком, укрылись одним одеялом и, сгорбившись под нависающим потолком, шепотом, чтобы не разбудить остальных, проговорили почти до побудки.
* * *
Прошло несколько дней, и Клеопатра стала получать передачи и делить их на всех товарок. Приходили и деньги от Саркисяна, которые очень облегчали ей существование.
Но главной ценностью, можно сказать, валютой из валют в колонии считались наркотики, и в первую очередь — «феня». Многие зэчки готовы были душу заложить за дозу отравы, которой именно она, Клеопатра, дала путевку в жизнь.
…В ту «ночь откровения», когда она до утра проговорила с Нинелью «за жизнь», Клеопатра кое-что рассказала о себе: о жуткой ночи в деревушке под Тбилиси, когда заезжий красавчик пустил наперекосяк всю ее последующую жизнь, о последующих любовных приключениях, где, кроме Алексея Ильина, фигурировало еще несколько мужчин. Рассказала и о садисте-гаишнике, изнасиловавшем ее в Кургане. Конечно, она и не думала посвящать Нинель в свои дела, но та все-таки каким-то образом узнала о причастности Клеопатры к производству наркотиков.
Однажды во время короткого перекура Нинель отозвала ее в сторонку:
— Разговор есть.
Они отошли в угол, за кадку с высохшим фикусом, в которой были натыканы окурки.
— Слышь, «феня» нужна, — начала без обиняков Нинель, — и много. Доз пятнадцать — двадцать.
Клеопатра пожала плечами:
— А я при чем?
— Не строй целку, — чуть повысила голос Нинель. В нем появились визгливые нотки — признак гнева, которого все зэчки панически боялись. — И самой высокой очистки, без дураков. Хорошо бы из Ленинградской области. Можешь?
— А зачем тебе?
— Это другой разговор. Слушай сюда. Кум у нас, ну самый старший, того… наркоманит. Ему надо. Очень надо. Поверь. Я тебе потом объясню, что к чему.
Клеопатра, выдержав паузу, прикинула все «за» и «против» и сказала:
— Будет тебе дурка. Я закажу. Только смотри, никому ни слова.
— Да я никому, Клёпочка, — вдруг залебезила Нинель. — Разве я не понимаю?
* * *
Благодаря благосклонности начальника колонии Залесской, Клеопатра вскоре получила некоторые привилегии. Это выразилось и в переводе в камеру всего на четверых человек, и в ряде мелких поблажек, и в разрешении общаться с посетителями, и в беспрепятственной переписке. Письма, разумеется, перлюстрировались, как и положено по закону, но для Клеопатры и ее контрагентов, давно освоивших эзопов язык, это не представляло никакого неудобства. Важно, что письма доставлялись в срок.
За порядком в почтовых делах Клеопатры, как и за другими ее привилегиями, присматривала лично Марина Федоровна. Делала она это, само собой, не бескорыстно.
Ильин писал не часто. Из его писем Клеопатра узнала, что бывшая жена Алексея Наташа погибла в дорожно-транспортном происшествии, что живет он теперь со своей дочерью в Ясеневе, в квартире, которую он когда-то купил для Светы и ее матери.
Постепенно Залесская прониклась к Клеопатре все большим уважением. У Клеопатры оказались большие связи, благодаря которым колония стала получать выгодные заказы для мастерских, где трудились женщины, стройматериалы по низким ценам, новые швейные машинки.
Все бы ничего, если бы не одно «но». Через два месяца пребывания в Можайской колонии наркобаронесса почувствовала, что с ее организмом происходит что-то непонятное, ранее, определенно, не испытываемое. Поначалу Клеопатра объясняла себе это некомфортными условиями в колонии и выпавшими на ее долю стрессами. А когда ее стало подташнивать и потянуло на солененькое и острое, она поняла, что беременна.
Врач-гинеколог в колонии подтвердил ее догадку, сделав анализы.
— Как это может быть?! — вырвалось у Клеопатры, услышавшей приговор.
— Обычном способом, моя милая, — невозмутимо ответила пожилая женщина и протянула ей несколько рецептов. — Вот это бесплатно получите в аптеке… как вас? Зулейка Ивановна. Гм, экзотическое имя, никогда не встречала… Попьете успокаивающее. По-моему, беременность протекает нормально, но понаблюдаться у доктора не помешает. Придете ко мне через недельку, я тут написала… Все, свободны… Зулейка Ивановна.
Клеопатра вышла из кабинета, будто оглушенная. Жизнь сыграла с ней злую шутку, причем в самый неподходящий момент.
Драматизм ситуации усугублялся тем, что она и в самом деле не представляла, от кого забеременела. Хорошо, если от Алексея. А если от майора милиции, изнасиловавшего ее? По срокам это было вполне возможно. Если не Алексей, а, не дай бог, этот проклятый майор… Ведь он законченный наркоман, а это зло, как известно, передается по наследству…
«Беременна… беременна… беременна…» — стучало в мозгу.
Теперь Клеопатра стояла перед выбором: оставить ребенка или сделать аборт? Посоветоваться она ни с кем не могла. Разве написать Алексею? Но в последнее время, после ее ареста, он отдалился от нее. Что ж, так часто бывает в жизни — упавшему редко кто протянет руку… Так что самой придется нести свой крест.
По пути в барак Клеопатра зашла в аптечный киоск, расположенный на территории колонии рядом с продуктовым магазинчиком. Получила лекарства, которые, по всей вероятности, были в колонии в большом ходу. Девчонка-аптекарша понимающе ухмыльнулась и молча протянула ей целлофановый пакетик с медикаментами. На ее лице Клеопатра без труда прочитала: ну вот, еще одна краля исхитрилась забеременеть, чтобы с помощью ребеночка облегчить свою участь…
— Что-то ты бледная сегодня, Зулейка Ивановна, — сказала одна из ее новых сокамерниц.
— Недоспала, наверное, — вяло ответила Клеопатра и без сил повалилась на койку: как раз только что прозвучал сигнал отбоя.
Сокамерница участливо приложила руку к ее лбу:
— Температура вроде нормальная. Отдыхай, все пройдет.
«Ничего само не пройдет», — подумала Клеопатра.
Глава 26
Алексей Ильин
События последних трех месяцев потрясли Алексея. Казалось, жизнь наконец-то начала налаживаться. В Люберецком банке развития он стал хорошо разбираться в финансово-кредитном деле, научился отслеживать и регулировать финансовые потоки, о которых в прежней жизни имел слабое представление. Заключил пару выгодных для банка сделок, чем заслужил одобрение руководства. А главное — им был доволен Саркис, которому, собственно говоря, банк через подставных лиц и принадлежал.
