— Сейчас. Они в трусах зашиты… Развяжи руки или сними брюки…
Голос у Вано был слабый и заискивающий. Разбитые в кровь губы и огромные синяки под глазами вызвали у охранника чувство жалости.
Он сдвинул пистолет к поясу, своей ладонью вытер кровь с губ узника.
— Ладно, сходи опорожнись. — Билл развернул Вано лицом к стене и стал развязывать веревку на запястьях.
— Спасибо, друг, по гроб жизни не забуду, — лепетал Счастливчик, — более порядочного человека я не встречал… Ты не беспокойся, я отплачу, большие деньги дам…
Когда руки Вано освободились от веревки, он внезапно развернулся, ударил Билла в сонную артерию пальцами, под которыми скрывалось лезвие бритвы. От резкого поворота сам Счастливчик потерял равновесие и повалился на пол.
Билл вскрикнул. Одной рукой зажал рану, из которой хлестала кровь, другой выхватил пистолет и выстрелил в грудь Вано. Второй раз нажать на спусковой крючок не хватило сил. Глаза его заволокла пелена, тело ослабло, и он медленно опустился на Счастливчика, припечатав его всем своим весом к грязному цементному полу.
Выстрел услышала Маша и сразу метнулась к двери, прильнула к замочной скважине. На кухне никого не было.
Подтащив тяжелый табурет, она взобралась на него и через стеклянное окно над дверью оглядела помещение. В нем никого не было. Тогда она взяла железную кружку и разбила ею стекло. Поставив еще один табурет на первый, она перелезла из своей клетушки на кухню. Когда спрыгивала на пол комнаты, подвернула ногу.
Превозмогая боль, Маша прокралась к чулану, где сидел Вано, заглянула внутрь и от страха отпрянула назад.
Стены и пол чулана были залиты кровью. Охранник хрипел, дергаясь в предсмертных судорогах. Вано стонал — пуля прошила левое предплечье — и безуспешно пытался выбраться из-под грузного Билла.
Осмелев, Маша помогла Счастливчику. Она стащила с него умирающего охранника. Положила под голову Вано валяющийся здесь же рваный бушлат. Нежно погладив любовника по щеке, участливо спросила:
— Милый, как ты себя чувствуешь?
— На букву ху, — попытался улыбнуться Вано. — Ты, того… возьми у меня в трусах кошелек и беги на улицу. Останови частника. Отдай все, там приличная сумма. Надо мотать отсюда. Чем скорее, тем лучше.
— Я сейчас. — Девушка запустила ему в брюки руку и вытащила кошелек. — А куда ехать-то?
— Быстрее за машиной… В горы поедем… Там сообразим! — прикрикнул на нее Вано. В голове его пронеслась мысль, что судьба опять благосклонна к нему. Нет, не зря Черный Беркут дал ему кличку Счастливчик.
…Рустам с Кузнецом лишь на несколько минут опоздали на кровавую разборку. Пока они сдавали под расписку деньги управляющему Тбилисского банка развития Самвелу Мирганяну, таков был приказ Саркисяна, прошло добрых полтора часа.
Этого времени Вано с Машей с лихвой хватило, чтобы поймать частника и рвануть в Сванетию, где у Счастливчика остались родственники.
— Все, Кузя, миссия наша окончена, рвем отсюда когти! — Рустам с ожесточением рубанул ладонью воздух и смачно выругался.
Глава 33
Прощание и прощение
Поздней ночью железные ворота женской колонии открылись и из них выехал закрытый грузовик, в котором лежали два гроба, большой и маленький. ЗИЛ свернул в узкий переулок и, подъехав к черной «Волге», мигнул фарами. Легковая машина двинулась за фургоном.
Через пятнадцать минут колонна втянулась в лес, въехала в ворота садового участка, огражденного высоким забором. Здесь стояла белая «Волга» с синими номерами. Из нее вышла Залесская, одетая в штатское. Она подошла к черному автомобилю, открыла переднюю дверцу и негромко сказала:
— Приветствую вас, господин Саркисян. Все нормально.
Банкир, покряхтывая, вылез из машины. В руках он держал кожаный чемоданчик.
В это время двое дюжих молодцов в униформе открыли тент ЗИЛа и заскочили в кузов машины. Когда Залесская и Саркисян подошли к грузовику, Клеопатра уже стояла между гробами и крепко прижимала к груди дочь…
Залесская провожала «Волгу» Саркисяна до поворота на шоссе, ведущее в Москву. На прощание машина мигнула фарами, резко развернулась и ушла в обратном направлении. Еще через пару минут к автомобилю банкира пристроились два джипа — охрана Саркисяна.
— Ну, здравствуй, шахиня! — сказал наконец банкир, хранивший все это время молчание. Он взял руку Клеопатры и поцеловал ее пальчики. — Поздравляю с выходом на волю.
— Спасибо, Саркис, я всегда верила в твою порядочность, — чуть заметно улыбнулась Зулейка Ивановна. — Те минуты, что я провела в гробу, показались вечностью. Многое пришлось переосмыслить, переоценить, перерешать…
Саркисян вопросительно и настороженно посмотрел на нее. Клеопатра осунулась, похудела.
— Я подкорректировала свое завещание из трех пунктов, — медленно, будто раздумывая, продолжала она. — Первый пункт, в котором я передаю тебе власть и с потрохами «Эдельвейс», остается неизменным…
Банкир напряженно молчал.
— Второй пункт, где я потребовала жестоко наказать известного тебе майора-гаишника, отбывающего срок в колонии, также остается неизменным…
— В той же колонии сидит и старший лейтенант милиции Голобородько, то есть Фома. Вы его лично знаете. Он уже получил приказ разобраться с гаишником, — проговорил Саркисян.
Клеопатра кивнула и продолжила:
— Третий пункт касается Ильина… Так вот, пусть он живет!
— Значит, ты уедешь в Испанию одна?
— С Дашей, — поправила его Клеопатра. — Ты же хорошо знаешь, что Ильин предал меня…
Саркисян поежился, увидев, как изменилось лицо шахини. Брови ее сошлись на переносице, а губы сомкнулись так плотно, что побелели.
Теперь он понял, почему Клеопатра запретила говорить Ильину о сегодняшнем освобождении.
Банкиру было известно, что Алексей уже давно встречается с Черновым и буфетчицей кафе «Ясенево», но откуда об этом узнала Клеопатра?
Будто угадав мысли Саркисяна, Клеопатра сквозь зубы произнесла:
— Поручи Рустаму, пусть подпортит физиономию этой буфетчице… — Подумала. — И вот еще что. Помоги ей стать хозяйкой кафе. А потом сделай нищей.
— Это запросто, — улыбнулся Саркис.
До самой Москвы ехали молча. Перед кольцевой дорогой Саркисян вручил Клеопатре пакет с документами, деньги, билеты из Киева в Барселону.
Клеопатра все это внимательно просмотрела.
Удовлетворенно кивнула, увидев, что в ее заграничный паспорт вписана Даша.
— Все, дорогой Саркисик. Будем прощаться. Я — прямиком до Киева. Не хочу больше оставаться в России…
— Понял, шахиня. Машина заправлена, шофер проинструктирован… Ровной дороги, и флаг тебе в руки.
