— Меня подбила Лида, — глухо сказал Леонид
Николаевич. — А потом, когда она так рано умерла, мне пришлось нести этот
груз в одиночку.
Вот только не нужно впутывать сюда мою покойную
сестру! — угрожающе сказал Герман. — Она уже не может себя защитить,
зато я могу!
— Я вот тоже иногда задавался вопросом, — заметил
Костя, повернувшись к Изотову, который так и не сменил позу. — Откуда у
вас такая коллекция фарфора? Чудесная коллекция, там есть редчайшие вещи.
— Да‑да, — подхватил Сильвестр. —
Балерина и дипломат скорее могли бы иметь такую, не правда ли?
— Я не могу поверить, — прошептала Тоня. —
Дядя Леня, так я вам чужая? Вы взяли меня к себе только для того, чтобы
завладеть чужим богатством? И даже та статуэтка с ангелом… Она принадлежала не
моей настоящей маме, а Ларисе Попковой, балерине, так?
— Думаю, что так, — ответил вместо него
Сильвестр. — А вот сережки, из‑за которых началась вся эта история,
как раз самые что ни на есть ваши. Раньше их носила ваша настоящая мать… Как ее
звали, Костя?
— Светлана.
Тоня схватилась обеими руками за сережки, которые на этот
раз были у нее в ушах, и заплакала.
— Вы ведь уже догадались, кто такой этот ваш
преследователь с родимым пятном на щеке? Он — ваш родной брат Сергей Апаренков.
В тот роковой день он отправился на день рождения к приятелю, не поехал на
пикник и остался жив. Его вырастила подруга вашей матери. Леонид Николаевич,
приезжая к сестре на дни рождения и другие семейные праздники, много раз
встречался с Апаренковыми и видел обоих их детей. Он знал, что у Сергея есть
особая примета — родимое пятно на щеке. И когда недавно ему стало известно, что
за вами по городу следует молодой мужчина с такой приметой, он едва не лишился
рассудка! Помните, он спрашивал: «А говорил ли что‑нибудь этот человек с
родимым пятном?» Мнимый дядя испугался разоблачения и решил во что бы то ни
стало помешать вам с братом встретиться и все выяснить.
— Но почему, почему мой брат не подошел ко мне
открыто?! — воскликнула Тоня, по щекам которой катились крупные слезы.
— Поставьте себя на его место. Парень думает, что вся
его семья погибла в автокатастрофе. С тех пор прошло много лет. Очень много
лет! И вдруг однажды в каком‑то журнале он видит фотографию девушки…
— Вот черт! — сдавленно воскликнула Шура и громко
высморкалась. — Это просто невозможно слушать. У меня сейчас сердце лопнет
от избытка чувств. Так я, выходит, чуть не зашибла твоего брата? Не забыть
отдать ему рубашку… Как же это я так прокололась — отобрала у сироты…
— Однажды, — снова начал Сильвестр, не обращая на
Шуру никакого внимания, — Сергей увидел в журнале фотографию девушки, как
две капли воды похожей на его мать. Мало того, на ней были сережки, при виде
которых, я думаю, его сердце сжалось. Помните ту распечатку, которую вы выудили
из его кармана?
— Как не помнить? — проворчала Шура. — Эта
распечатка уже легла позором на мою голову.
— Сергей увеличил фотографию, чтобы сережка была хорошо
видна. Узнал в редакции одного из журналов ваш адрес и захотел сначала
убедиться, что все это ему не привиделось.
Подкупил кого‑нибудь из журналистов, — снова
встряла Шура. — В редакциях адреса женщин с обложек просто так не дают.
— Я поговорил с ним, — признался Сильвестр. —
Он симпатичный парень. И, кстати, очень похож на вас, Тоня.
— Соня, — сквозь слезы поправила она. — Вы же
сами сказали, что меня зовут Соня. Я хочу быть собой, а не кем‑то другим.
— Ваш брат, конечно, не мог знать, что момент для
слежки он выбрал очень и очень неудачный.
Майя, которая украдкой смахнула со щек пару слезинок, так
увлеклась этим драматичным повествованием, что совершенно перестала себя
контролировать и от чистого сердца воскликнула:
— Так что же, никакого бананового убийцы, получается,
не было?! Фофанов поскользнулся на банановой шкурке, слесарь случайно свалился
в яму, а Роман Потапов повесился? Но это ведь абсурд! Я сама видела все эти
связки бананов… И книжка в сумке слесаря… Сильвестр, что вы молчите?!
— Я не молчу, я жду, пока вы откроете дверь и впустите
старшего лейтенанта Половцева.
— Вот черт! — подскочила Майя и бросилась в
коридор.
— А разве кто‑то звонил в дверь? — удивленно
спросила Шура.
— Никто и не звонил, — почему‑то шепотом
ответил Герман. — Полагаю, старший лейтенант караулил снаружи. Чтобы
преступник не сбежал.
От Половцева, как водится, попахивало спиртным. Переступив
порог квартиры, он покачнулся и был вынужден схватиться рукой за косяк.
— Вы опять пили? — шепотом возмутилась Майя.
— А почему, по‑вашему, я все еще хожу в старших
лейтенантах? — спросил он, дохнув на нее какой‑то дрянью. Потом
выпрямился и воскликнул: — Майя Долинина, вы меня достали! Сильвестр, конечно,
тоже. Но особенно вы. Я жалею, что с вами познакомился. Вы заноза взад…
— А вот и старший лейтенант, — не дала ему
договорить Майя, буквально втолкнув его в комнату. — Вы все его знаете.
— Салют! — Стас немедленно уселся на ее стул,
ничуть не заботясь, что оставил девушку стоять. — Можете продолжать, я вам
ни чуточки не помешаю. Чем вы тут занимались?
— Мы, тут? — вежливо переспросил Сильвестр. —
Мы тут изобличали преступника.
— Ну и как все прошло? — Стас икнул. —
Пардон.
— Только приступаем к основной части. Так что вы как
раз вовремя. Я думаю, отношения с Леонидом Николаевичем вы, Соня, выясните
позже. А сейчас позвольте мне вернуться к тому, с чего начинались наши с вами
отношения — к убийству Андрея Фофанова.
— Так все‑таки убийство! — воскликнула
азартная Шура и поудобнее устроилась на своем стуле. — И вы прямо вот так
вот нам сейчас выложите, кто убийца?
— Разумеется. Прошу простить, что не сделал этого
сразу. Но тогда получилась бы неразбериха, а нам нужно было обязательно
разобраться с историей про брата и сестру.
Сильвестр повернулся к Косте и торжественно сказал:
— Константин Чихачев. Я обвиняю вас в трех убийствах,
которые вы совершили из корыстных побуждений. Ваша цель теперь совершенно ясна
и понятна — завладеть фарфоровой статуэткой мастера Зарудного, которая имеет
для вас особое значение.
После второго шока, который испытали все присутствующие,
стало ясно, что Сильвестр на верном пути. Лицо Кости неожиданно и резко
изменилось — оно стало таким злым и неприятным, что хотелось немедленно что‑то
сказать или сделать, только чтобы стереть эту отталкивающую гримасу.
— Убийца?! Костя? — пискнула Тоня‑Соня. —
Да это ерунда какая‑то… Если ему нужен был этот ангел, он сто раз мог его
украсть…
