Беррингтон задумчиво кивнул:
– А знаешь, похоже, это может сработать. Кто же откажется от миллиона долларов?
– Лорейн Логан, вот кто, – сказал Престон. – Ей нужно доказать невиновность сына.
– Ты прав. Она бы и от десяти миллионов отказалась.
– У каждого своя цена, – сказал Джим. Похоже, он вновь обрел прежнюю самоуверенность и наглость. – Да и потом, что она сделает одна, не вступив в союз с двумя-тремя другими родителями?
Престон закивал. Беррингтон немного воспрянул духом. Должен быть способ заткнуть рот этим Логанам. Однако одна опасность все же существовала.
– Что, если Джинни сделает это достоянием гласности в ближайшие сутки? – заметил он. – Тогда «Ландсманн» наверняка отложит оформление сделки до выяснения всех обстоятельств. Да и потом, где у нас несколько миллионов долларов?
Джим откашлялся.
– Мы должны знать, каковы ее намерения, как много ей удалось узнать и как она планирует поступить.
– Легко сказать, – вздохнул Беррингтон. – Как это сделать?
– А я знаю как, – сказал Джим. – У нас есть один человек, которому ничего не стоит завоевать доверие этой девки, а потом выяснить, что у нее на уме.
Беррингтон почувствовал, как в нем закипает гнев.
– Знаю, о ком ты думаешь.
– А вот как раз и он! – воскликнул Джим.
В холле послышались шаги. И через секунду в кабинет вошел сын Беррингтона.
– Привет, пап! – сказал он. – О, кого я вижу! Дядя Джим, дядя Престон, как поживаете?
Беррингтон смотрел на него со смешанным чувством печали и гордости. Молодой человек выглядел великолепно в темно-синих вельветовых джинсах и небесно-голубом хлопковом свитере. «Вкус он унаследовал от меня», – подумал Беррингтон. И сказал:
– Нам надо поговорить, Харви.
Джим поднялся.
– Пивка хочешь, малыш?
– Само собой, – кивнул Харви.
Вечно этот Джим пытается сбить Харви с пути истинного, потворствует всем его дурным привычкам, с раздражением подумал Беррингтон.
– Забудь про пиво! – рявкнул он. – Джим, почему бы тебе с Престоном не пройти в гостиную? Нам надо посекретничать.
Гостиная у Беррингтона была неуютная, сам он редко ею пользовался. Престон и Джим вышли. Беррингтон поднялся и обнял Харви.
– Я люблю тебя, сынок, – сказал он. – Пусть даже ты у меня и гадкий мальчишка.
– Это почему же я гадкий?
– То, что ты сделал с той бедной девушкой в спортзале, – это подлость и мерзость, иначе не назовешь.
Харви пожал плечами.
«Господи, – подумал Беррингтон, – мне не удалось внушить собственному сыну, что есть добро, а что – зло. Но теперь, в любом случае поздно для подобных сожалений».
– Присядь и выслушай меня, – сказал он.
Харви сел.
– Мы с твоей мамой на протяжении многих лет мечтали о ребенке, но были кое-какие проблемы, – начал Беррингтон. – Престон в то время работал над искусственным оплодотворением – это когда сперма и яйцеклетка соединяются в лабораторных условиях, а уже потом полученный эмбрион пересаживают в матку женщине.
– Ты что, хочешь сказать, что я получился из пробирки?
– Это тайна. Ты не должен никому говорить. Никогда. Даже маме.
– Так она не знает?! – изумленно произнес Харви.
– Погоди, дай договорить. Дело в том, что Престон взял один живой эмбрион и расщепил его. И получились близнецы.
– Так тот парень, которого арестовали за изнасилование, он, выходит, мой брат?
– Эмбрион расщепили на несколько частей.
Харви кивнул. Все они были необычайно сообразительными ребятами.
– Сколько нас? – спросил он.
– Восемь.
– Ого! И, как я понимаю, сперма была не твоя?
– Нет.
– Чья же?
– Одного армейского лейтенанта из Форт-Брэгга. Это был высокий, сильный, умный, храбрый и агрессивный мужчина.
– А мать?
– Она гражданское лицо. Машинистка из Вест-Пойнта. Но наделена теми же замечательными качествами.
Кривая усмешка исказила красивое лицо Харви.
– Мои настоящие родители… – протянул он.
Беррингтон поморщился.
– Не совсем так, – сказал он. – Мать выносила тебя в своей утробе. Она родила тебя и, поверь, сильно при этом страдала. Мы с ней видели твои первые неуверенные шаги, смотрели, как ты учишься есть ложкой, слышали твои самые первые слова.
По выражению на лице Харви Беррингтон никак не мог понять, верит ему сын или нет.
– С каждым годом мы любили тебя все больше и больше, и это несмотря на то, что сам ты становился все хуже и хуже. С тобой просто сладу не было. Каждый год мы получали из школы одну и ту же характеристику: «Крайне агрессивен, бьет и обижает других детей, не может быть членом команды, подрывает дисциплину в классе, должен научиться уважать лиц противоположного пола». Всякий раз, когда тебя исключали из школы, мы шли в другую и слезно умоляли принять тебя. А там все начиналось сначала. Мы пытались воздействовать уговорами, били тебя, лишали сладкого и игрушек, обращались к детским психологам. Ничего не помогало. Ты превратил нашу жизнь в сплошное несчастье.
– Хочешь сказать, я разрушил твой брак?
– Нет, сынок, я сам его разрушил. Просто я хочу сказать, что все равно любил тебя, что бы ты ни вытворял. Любил, как и положено нормальному отцу.
Харви снова передернул плечами.
– Ну и зачем ты мне все это говоришь?
– Стив Логан, один из твоих двойников, стал объектом исследований в нашем институте. Я испытал настоящий шок, увидев его. Ну, можешь себе представить… А потом полиция арестовала его за изнасилование Лизы Хокстон. Но один из наших профессоров, Джинни Феррами, заподозрила неладное. Короче говоря, она тебя выследила. Она хочет доказать невиновность Стива Логана. А возможно, также обнародовать всю эту историю с двойниками и тем самым погубить меня.
– Так она та женщина, с которой я встречался в Филадельфии?
Беррингтон был поражен.
– Ты с ней встречался?
– Ну да. Дядя Джим позвонил и велел, чтоб я ее хорошенько припугнул.
Беррингтон был в ярости.
– Вот сукин сын! Да я ему башку оторву за это, я…
– Да ладно тебе, пап, чего кипятишься? Ничего такого особенного не произошло. Просто прокатился вместе с ней в ее машине. Крутая штучка, ничего не скажешь. Своеобразная.
