Обизат насторожилась.
– Нежность? Азазель, а как…
Михаил поспешно прервал:
– Малышка, у него все на иносказаниях, а ты слишком чиста, чтобы слушать его чудовищные умности.
– А он разве…
– Умный, – договорил за нее Михаил, – но грубый. И хитрый. И всегда старается обидеть. Это потому, что его в детстве здорово обидели.
– Никто меня не обижал, – возразил Азазель. – Просто я сам здорово лоханулся. Это теперь я других лохаю. Надо же получать от жизни удовольствие?
Бианакит наконец появился из гостиной, вид малость очумелый, потряс головой.
– Весело здесь живут… Уже вижу, понял, но все еще не могу поверить… Здесь что, в самом деле войны никогда не кончаются?
– Здорово, да? – сказал Азазель. – Потому люди так быстро и развиваются. Дураки гибнут в войнах, а умные да хитрые брюхатят их жен, повышая общий уровень интеллектуальности популяции.
Бианакит в самом деле разлил шампанское по вдруг появившимся бокалам.
– Готово… Значит, отложим до завтра?
Михаил машинально взял бокал, но неожиданно даже для себя метнул его в стену.
– Хватит пить! Ты же сказал…
Бокал разлетелся мелкими осколками. Обизат мгновение смотрела вытаращенными глазами, но опомнилась и метнулась в сторону прихожей.
– Сейчас принесу веник!
Бианакит вскочил:
– Какой веник? Пойдем покажу, где прячется пылесос.
Он быстро вышел, Азазель сказал со спокойной иронией:
– Ого, как в тебе силен Кезим…
Он повел рукой, осколки на полу задвигались, стянулись в кучу, через мгновение красиво собрались в бокал, а тот, поднявшись в воздух, по элегантной дуге перелетел в подставленную ладонь Азазеля.
Михаил проговорил с трудом:
– Прости. Сам не знаю, что на меня нашло. Ты же сказал, через пару часов?
Азазель полюбовался на изделие без единой трещинки и с легким стуком опустил на стол, еще раз полюбовался, как свет ярких ламп переламывается на выпуклых боках.
– Ничего, – ответил он. – Я думал, это случится раньше.
– Думаешь, Кезим? – проговорил Михаил пристыженно.
– Отмазка, – пояснил Азазель. – На случай, если стыдишься признаться, что распустился. Вообще-то нужно держать себя в руках всегда. Кезим в тебе или не Кезим, а мужчина обязан владеть собой. И никогда не срывать злость ни на друзьях, ни на женщинах и детях, и даже на собаках нельзя. На кошках можно.
Обизат вбежала с веником в руках.
– А где…
Азазель царственно отмахнулся.
– Бианакит вытаскивает из кладовки пылесос. Вообще-то он сам выкарабкивается, но застенчивый, без команды не решается… Биан, пусть здесь Сири остается на хозяйстве, а нам в самом деле пора. Рюкзаки собрали? Встаньте в круг, обнимите друг друга покрепче, будто в самом деле как бы дружба, а не мечтаете поубивать один другого.
Михаил ощутил, как тяжелая ладонь падшего ангела ударилась о его плечо, а пальцы сжали с нежностью железных клещей. С другой стороны пискнула Обизат, сдавленная между ним и Бианакитом.
Тут же на миг охватило ощущение первозданной легкости, словно он опять бестелесный ангел, затем жесткий удар подошвами о землю, как напоминание, что они в реальном мире и сами есть тяжелая и неуклюжая плоть.
Сухой жаркий воздух знойного утра опалил лицо, но жар и сухость исчезли, словно это он, а не элементаль моментально приспособился к этому миру.
Поднимающееся по небосклону солнце ярко сверкнуло в глаза, Азазель отпустил плечо Михаила, взамен в его руках возник автомат.
– Здорово, – сказал он. – Из-за накрытого стола сразу вот так… Романтика!
Михаил торопливо огляделся. Вокруг сглаженные ветрами и временем гладкие камни, огромные и почти седые от старости. Они вчетвером стоят на вершине настолько скалистого и безжизненного холма, куда даже дикие козы не полезут в поисках травы или корешков.
– Да, – согласился Азазель, – место гадкое и неудобное. А что, я обещал вас под пальмы на Гаити?
Зато никто нас здесь не увидит за этими изделиями циклопов.
Обизат спросила потрясенным шепотом:
– А их в самом деле… циклопы?
Азазель кивнул:
– Да, было тихое мирное время, когда циклопы всего лишь нападали на людей и пожирали, сейчас их нет, потому будьте осторожны просто предельно. На безциклопье стало намного опаснее.
Обизат обрадованно вскрикнула:
– Война?
Глаза ее счастливо заблестели, Азазель ответил с выражением неудовольствия на лице:
– Просто опаснее. Неспокойнее.
– Но это ничего…
– Это хуже, – пояснил он.
– А как… хуже?
– Как бы народные протесты, – буркнул Азазель. – Потому группировки, которые будто из-под земли вылезли, постоянно воюют друг с другом. А когда рядом нет врага, воюют внутри группировок и отрядов. Так что великий план по сдерживанию рождаемости претворяется красиво и неуклонно, что внушает уверенность в победе гуманизма и высокой культуры!.. Спускаемся. Отсюда уже недалеко.
Обизат покорно пошла следом, глаза огромные, все старается понять, как это можно воевать внутри группировок и отрядов, те же из членов одного клана, а в кланах даже ссоры немедленно пресекаются старшими.
Бианакит замыкал группу, зыркая по сторонам и время от времени оглядываясь, ствол автомата как будто сам по себе выискивает цель, а палец постоянно на спусковой скобе.
– Нам вон в ту крепость, – сказал Азазель. – Не туда смотрите!.. Во-о-он там груда камней, видите? Да-да, там крепость. На поверхности только верхушка. Это не от туристов прячутся, а вообще… Там в подземелье центр общества сахариэльцев. А у них хранится ценнейшая книга, можно сказать, хроника.
– О Гамалиэле? – поинтересовался Михаил.
– О всех Первых, – ответил Азазель.
– Тогда, – спросил Михаил с подозрением, – почему идем не прямо?
– Вон там левее, – пояснил Азазель, – нас ждет проводник. Думаешь, вот так сразу можно постучать в дверь и войти?
– Проверят?
– А ты как думал? Обман в людском мире – обычное дело. Ты уже как, обманщиком стал?.. Обизат, он тебя уже наобманывал в своей псевдоискренней манере?
Обизат сказала сердито в их спины:
– Мой господин и повелитель всегда прям и честен!
Михаил всмотрелся в приближающиеся камни, среди них могла бы укрыться разве что некрупная ящерица.
– Нас там точно ждут?
– Я дал точные координаты, – сообщил Азазель. – Люди опытные, не могли промахнуться.
