«Помоги мне».
Капков вздрогнул, словно дотронулся до оголенного провода.
Катя.
«Это ее голос», – ошарашенно подумал Семен, оглядываясь. Но вокруг, кроме Антона и оперативника, усаживающегося в служебный автомобиль, никого не было.
– Ты что? – удивился Морозов, с беспокойством глядя на следователя.
– Ничего, – бросил Капков.
«Прошу тебя. Помоги», – шепнул голос Кати, и он обхватил виски, словно испытывая сильную головную боль.
«Я схожу с ума?!» – шевельнулась в мозгу.
– Мы едем или как? – крикнул опер, высовываясь из окна.
Антон осторожно провел ладонью перед лицом Капкова, словно проверяя зрение:
– Ау, шеф. О чем задумались?
Стряхнув вязкую заторможенность, Семен сунул Морозову фотографию Ларисы:
– Ориентировки разошли. По всем участкам и патрулям.
– А ты, я смотрю, серьезно включился, – многозначительно подмигнул Антон. – Аж зарумянился, товарищ старший…
– Исполнять, – оборвал его Семен.
– Ладно, ладно, – миролюбиво проговорил Морозов. – Хорошо, ты хоть работать начал… Увидимся в управлении.
Развернувшись, он направился к служебной машине, а Капков поднял лицо вверх, чувствуя уколы холодных капель. Автомобиль с его помощником уже уехал, а он все стоял, зажмурившись.
«Помоги», – колыхнулись в памяти слова Кати, и он открыл глаза.
Повернув голову в сторону дома девушки, Семен увидел ее в окне. Отодвинув занавеску, Катя внимательно наблюдала за ним.
* * *
Она продолжала смотреть на Капкова до тех пор, пока следователь не сел в служебную машину. Через мгновение заработал двигатель, и автомобиль выехал со двора.
Катя задвинула занавеску, принявшись бесцельно мерять комнату шагами.
Ее обуревали странные противоречивые чувства. Она всегда относилась к полицейским с ощущением холодной настороженности. Конечно, случай с Мариной был слишком неординарен, и было бы наивно полагать, что от нее быстро отстанут, – ведь обстоятельства обнаружения трупа несчастной девушки действительно были очень странными и много мелочей играли не в ее пользу. Во всяком случае, с точки зрения простого обывателя, к которым относился и Семен, и его настырный помощник Антон…
Но в случае с Семеном…
Во время разговора с Капковым она неоднократно ловила взгляд мужчины, и в какой-то момент она совершенно ясно увидела боль. Да-да, невыносимую, раздирающую в клочья боль, которую Капков неуклюже пытался скрыть своим напускным спокойствием и невозмутимостью. С таким же успехом можно было поливать зеленкой пораженную гангреной конечность – толку-то? Все равно некроз распространился настолько, что здесь нужна ампутация.
Она вспомнила, когда задавала вопрос Семену, верит ли он ей. Он мешкался, но вместе с тем выдержал ее взгляд, глаз не отводил. И Катя была готова поклясться, что он верил ей.
«Возможно, ему было неудобно признаться об этом вслух при своих коллегах? – проскользнула у девушки мысль. – Впрочем, даже если это так, то сейчас уже неважно».
Важно то, что в какой-то момент, не совладав с эмоциями, она мысленно воззвала к нему о помощи. Это было на уровне подсознания, когда ты в критической ситуации машинально держишься рядом с более сильным, уверенным и решительным человеком, лидером, способным взять на себя ответственность за других и повести за собой людей…
И, судя по всему, Семен получил этот призыв. По крайне мере, Кате хотелось верить в это.
Она вытерла влажный от пота лоб, с удивлением поймав себя на мысли, что дышать стало сложнее и воздух с шумом вырывался изо рта.
Катя остановилась, озадаченно посмотрев в сторону окна.
«Странно. Форточка открыта. Жары нет, почему так душно?!»
Откуда-то запахло гарью, виски сдавило режущей болью, и она поморщилась.
Что это?!
Где-то что-то горит? Или показалось?
А может, это месть ее многочисленных надоедливых «приятелей», которые зависли между миром живых и мертвых?!
Между тем в комнате стало не просто душно, а жарко, словно в донельзя разогретой бане. И этот удушливо-изнуряющий жар наплывал громадным, плотным облаком.
У Кати закружилась голова, к горлу подскочил горький комок, и она закашлялась.
– Нет, – прохрипела она. Колени девушки подогнулись, и она обессиленно сползла на пол. – Нет, прекратите…
«Это пришли за тобой, – мелькнула у нее мысль, прежде чем бездна беспамятства сомкнула над ней свои плотные объятия. – Ларису забрали, теперь твоя очередь…»
Тело Кати стало невесомым и…
* * *
…какая-то чудовищная звериная сила небрежно швырнула ее на мокрую от дождя траву словно плюшевую игрушку.
Судорожно переведя дыхание, она села, остолбенело уставившись на пылающий дом в паре десятков метров. Вся правая сторона старого здания была охвачена пламенем, крыша просела, слышался треск пожираемых огнем балок и перегородок.
«А вдруг внутри есть люди? Живые люди?!»
Едва отдавая себе отчет в действиях, Катя вскочила на ноги и ринулась вперед. Обогнув полыхающую часть дома, она остановилась у двери.
«Сейчас я ее открою, а меня засосет внутрь… Как Ларису», – со страхом подумала она, и тем не менее взялась за медную ручку, потемневшую от времени.
Дверь не шелохнулась, и Катя отступила назад, глядя на черные от копоти окна.
Пока она раздумывала, стоит ли разбить камнем окна, как дверь с тихим скрипом отворилась.
На нее, словно из склепа, потянуло тленом и вековой пылью.
«Заходи», – хихикнул в голове чей-то ухмыляющийся голос.
Катя осторожно шагнула внутрь. По коридору уже змеились клочья дыма, и она закричала:
– Эй! Есть тут кто живой?!
Наверху что-то с грохотом упало, по дощатому полу пошла крупная дрожь, словно во время землетрясения.
В это мгновение откуда-то справа послышался сдавленный стон, и Катя, повернувшись, толкнула ногой дверь. На этот раз она распахнулась сразу.
– Эй! – позвала Катя, осторожно входя в комнату. На шею капнуло чем-то теплым, и она застыла.
Где-то наверху раздался жалобный всхлип, и она медленно подняла голову.
Дикий, преисполненный страха крик рвался из глотки, но единственный звук, который вырвался наружу, был глухим, едва слышным хрипом.
Четыре девушки в одинаковых белых платьях, словно танцовщицы из какого-то музыкального шоу. Вот только вместо сцены их, словно освежеванные туши, подвесили к балке, прикрутив руки проволокой. Тела несчастных заляпаны кровью, и Катя машинально потерла шею, куда только что капнула алая клякса. Терла, пока не стало больно. И все время, пока она терла покрасневшую кожу, она не сводила глаз с истерзанных мучениц.
