Я прижимаюсь спиной к подушкам и забиваюсь в самый дальний уголок дивана. Поджимаю под себя голые ступни. На Варда я не смотрю, но чувствую его одобрение. Всячески игнорирую его и погружаюсь в прекрасную глубину слов.
Глава 3
– Динь? Эй, Динь? Проснись. Нам уже пора.
Кто-то осторожно трясет меня за плечо, пока приглушенные слова наконец не проникают в мой спящий мозг. Я вскакиваю так резко, что только чудом не сталкиваюсь лбом с Вардом.
– Полегче, Динь. Если ты не против, давай пока не будем ломать мне нос.
Я наверняка по-дурацки таращусь на него, но спросонья меня заботит лишь одно: почему он так близко?
Мы с Вардом занимаемся уже две недели. Каждая наша встреча ничем не отличается от предыдущей. Он очень добр ко мне, и я тоже невольно оттаиваю, хоть и продолжаю держать оборону. Он откуда-то знает, что я люблю читать, и именно этим мы и занимаемся во время каждой нашей встречи. Я ничего не понимаю. Но в то же время мне это нравится. До знакомства с Вардом я два с половиной года не держала в руках книгу. А за последние две недели я от корки до корки прочитала целых пять. Тридцать месяцев я была безвылазно заперта в одиночестве в собственной голове, а теперь ее заполнила толпа героев. И все они требуют моего внимания. Это похоже на глоток свежего воздуха и здорово успокаивает.
Это… потрясающе!
– Мне очень льстит то, что моя компания так тебя вдохновляет.
Слова Варда заставляют меня шире открыть глаза.
– Или это чтение тебя так взбодрило?
Смотрю на книгу, по-прежнему лежащую у меня на коленях. Это моя любимая, я читала ее много раз, еще до «Ленгарда». Так что нет, я отключилась не из-за нее. Но я никак не могу признаться Варду, почему на самом деле проспала целых – смотрю на циферблат на стене – три часа!
Он наблюдает за мной, так что я пытаюсь скрыть удивление. Не пойму, почему он позволил мне проспать столько времени. Почему он вообще позволил мне спать. Но я все равно ни о чем не спрошу. Иначе он захочет узнать, почему я отключилась. А я не хочу, чтобы он знал. Это не его дело.
Просто в последнее время, а точнее, за последние две недели, эксперименты Ваника стали еще более мучительными. Сегодня было особенно тяжело. Такое чувство, будто он пропустил мой мозг через блендер, а потом кучей вывалил обратно в черепную коробку. Мой рассудок напоминает разобранный пазл – и Ваник даже не попытался собрать его воедино. Просто слепил как попало в надежде, что он сохранил работоспособность.
Какими бы ни были его цели, для Ваника все равно очень важно, чтобы мой уникальный мозг оставался здоров и работал на оптимальном уровне, необходимом для его исследований. Да, Ваник никогда не делает ничего, что могло бы окончательно его уничтожить, но не гнушается делать мне больно. Эта боль не оставляет реальных шрамов. Но все равно черто…
– Серьезно, Динь, что с тобой сегодня такое?
Сжимаю губы и отвожу взгляд, делаю вид, что разглядываю комнату. Терпеть не могу это имечко, которое он для меня выбрал, – Динь. А ненавижу я его, потому что мне оно страшно нравится.
– Я решил называть тебя Динь, – сообщил он мне в конце нашей самой первой встречи и добавил с широкой улыбкой: – Потому что каждый раз, когда я буду его произносить, мне будет казаться, что я легонько скалываю с тебя кусочек льда: динь, динь, динь. Однажды вся твоя оболочка растает, и я смогу увидеть тебя настоящую. Думаю, ради этого можно и потерпеть.
Не могу выкинуть эти слова из головы. И ведь и правда, всякий раз, когда он называет меня этим тупым, ужасным, отвратительным… прекрасным прозвищем, я чувствую, как потихоньку таю.
– Ты мне все равно ничего не скажешь, да? – Вард нервно проводит ладонью по волосам. – Ну ладно. Но вчера ты была совсем разбита, а сегодня дела еще хуже. Давай-ка ты как следует выспишься, потому что я не хочу завтра опять увидеть живой труп. Договорились?
Кивок кажется мне наиболее уместным ответом, так что я киваю. Вард не знает, что я отлично сплю по ночам. Убивают меня именно в течение дня.
– Тогда мы закончили, – говорит Вард. – Пойдем, отведу тебя в комнату, пока ты опять не отключилась.
Он встает, а затем внезапно хватает меня за руку и поднимает на ноги. Мои пальцы сжимаются в спазме, когда я чувствую его прикосновение. Испуганно глотаю воздух. Меня уже давно никто не касался так… нежно. Рукопожатие с Фэлоном едва ли считается. Еще бывают спарринги с Энцо, конечно, но во время этих занятий я всегда в перчатках. Я уже и забыла, каким теплым может быть другой человек, особенно если учесть, что последние два года я ощущала лишь холод. Или даже дольше. С тех самых пор, как…
Силой отгоняю воспоминания. Нужно сосредоточиться на этом ощущении. Пусть оно длится всего ничего – мне все равно больше не холодно. По крайней мере моей ладони. Но затем я все-таки отдергиваю руку.
Моя реакция, похоже, удивляет его. Он мирно приподнимает ладони и вопросительно заглядывает мне в глаза. Но я все равно не буду отвечать.
Впрочем, Вард не настаивает и просто ведет меня к двери. Обычно в этот момент он зовет внутрь моих охранников, но сегодня сам выходит со мной в коридор и ведет к камере.
Я еще никогда не гуляла по «Ленгарду» без охранников и наручников. Как приятно чувствовать себя такой свободной!
Мы молча идем по коридорам. Интересно, сильно ли его задело то, что я отдернула руку? Хотя почему меня вообще это волнует?
– Это твоя, верно? – спрашивает он, когда мы подходим к двери с номерным знаком.
Да, все правильно. Объект Шесть-Восемь-Четыре.
Я киваю, и Вард прижимает ладонь к сенсорной панели на стене у входа. Дверь отъезжает в сторону. Интересно, что он будет делать дальше? Я не удивляюсь, но слегка напрягаюсь, когда он заходит в камеру первым.
– Так, значит, это твоя комната? – снова спрашивает он, разглядывая тесное пространство.
Я пытаюсь взглянуть на свою камеру со стороны. Четыре ослепительно-белых стены. Тоненький пенопластовый матрас на полу в углу. Комковатая подушка. Рваное, выцветшее одеяло. Да, не пять звезд, но тут есть все, что нужно для жизни. Однако лицо Варда почему-то каменеет. Его зеленые, просто невероятно зеленые глаза загораются, а руки сжимаются в кулаки так, словно он борется с желанием что-то ударить. Или кого-то.
Я нервно отступаю, и он тут же поворачивается ко мне. Окидывает меня взглядом – мои босые ноги, спецодежду, похожую на наволочку от подушки, и измученное лицо. Похоже, он впервые наконец-то видит и понимает, кто я и что я на самом деле. Он пытался подружиться со мной целых две недели, хотя и непонятно зачем. Возможно, до этого момента он не осознавал, что в стенах «Ленгарда» я не человек, а узница.
Он долго-долго смотрит на меня. Я очень хочу отвернуться, но в то же время чувствую, что должна выдержать этот взгляд. Пусть он увидит: я поняла, что он все осознал. Скоро его фасад потрескается, и он превратится в бездушного тестировщика, каким и должен был быть с самого начала.
