– Ты уже все сделал. – Лиза с печалью заглянула в глаза Андрея, и он в который раз почувствовал, как тонет в их бездне.
Утерев слезы рукавом, он прошептал:
– Это единственная бездна, в которую я готов падать бесконечно.
Лиза улыбнулась и прошептала:
– Прости меня. Не знаю, веришь ли ты мне сейчас, но я правда люблю тебя.
Андрей заплакал, нежно взял Лизу за затылок и притянул к себе. Поцеловал обжигающе горячие губы и отстранился, чтобы в последний раз посмотреть в лицо Бездне.
Голубое сияние ее глаз угасло в один миг. Она не издала ни звука, но ее лицо озарил покой. Лезвие легко вошло в мягкий податливый живот, Андрей даже не успел осознать, как это произошло.
– Прости меня, – прошептал он.
Обхватив девушку обеими руками, он прижал ее к себе и тихо завыл, понимая, что его личное падение теперь не закончится никогда.
Эпилог
Андрей обнаружил себя на холодном полу. Он не терял сознания, но будто выпал из реальности на какое-то время. В комнате стоял полумрак. Веяло холодом и запустением, слабо пахло сыростью. Мертвая Лиза лежала рядом в луже крови, на лице ее застыло вечное спокойствие.
Андрей подполз к ней, обнял мертвое тело, еще хранившее былой жар, и заплакал. Он шептал слова прощения, слова любви, что-то рассказывал, но тихий шепот его все больше напоминал бред безумца. Наконец, устав говорить, он закрыл глаза и снова провалился в забытье.
* * *
Когда пришел в себя, Лизы рядом уже не было. Она просто исчезла, не оставив ни следа. На полу нашелся только красный маркер, нож пропал. Андрей осмотрел одежду, чтобы убедиться, что все это произошло по-настоящему. Футболка и джинсы были покрыты темными пятнами крови.
К горлу подступил комок. Андрей поднялся на ноги, но сделал это слишком резко, голова закружилась. Он оперся о стену и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Осмотрелся и обнаружил, что портрет Смолина тоже бесследно исчез.
Он исследовал квартиру в поисках личных вещей девушки – безрезультатно. Лиза будто никогда и не жила тут. Не осталось ничего, что напоминало бы о ней. Пропала даже одежда.
В ящике стола отыскались лишь старые, неподписанные открытки, а в шифоньере – пара книг. Даже воздух в комнате стоял затхлый, а мебель покрывал толстый слой пыли.
Телефонный звонок вывел из путаных раздумий. Достав мобильник из кармана, Андрей обнаружил, что дисплей покрыт паутиной трещин. Несколько раз вдавив палец в отказывающуюся работать кнопку приема звонка, поднес телефон к уху и пробубнил:
– Слушаю.
– Андрей, здравствуйте! Это Артур. Помните, мы…
– Помню, – перебил Андрей.
– Хотел сказать вам спасибо.
Андрей упал на диван, подняв облако пыли. Пружины натужно скрипнули.
– За что?
– За предупреждение. Я сначала не понял, что вы имели в виду. Но когда вечером в магазин пошел, решил захватить с собой перцовый баллончик. Ну, так, на всякий случай. Представляете? Вы как будто знали! На меня кто-то напал, едва я вышел из квартиры. Хорошо, я был начеку! Сразу прыснул в него. И сам, правда, надышался, но это ничего. Я, честно, опешил, когда увидел, что это женщина. Слушайте, да она с ножом была. Господи…
Андрей слушал без особого интереса. Его это совершенно не удивляло, и он лишь периодически мычал в трубку, чтобы дать понять, что еще на связи.
– Связал я ее кабелем да ментов вызвал, – заключил Артур. – Какая-то сумасшедшая. Думаете, она и правда того?
– Сумасшедшая? – спросил Андрей.
– Нет, я имею в виду из той секты.
– Возможно.
– Они на тебя тоже охотились?
– Не знаю, – ответил Андрей. – Я рад, что с вами все хорошо.
– Да уж. Я везучий сукин сын. Как там говорят? В рубашке родился…
– Угу, – Андрею не терпелось закончить этот разговор. Ему было тяжело говорить. Хотелось просто остаться наедине со своими мыслями.
– Не знаю, как теперь быть. А если они снова придут?
– Вряд ли, – ответил Андрей. – Но все равно берегите себя.
– Да, спасибо тебе еще раз… Ты это, звони, если что. Может, повидаемся, выпьем по пиву. Я теперь вроде как твой должник.
– Хорошо, – не дождавшись ответа, Андрей завершил звонок и убрал телефон в карман.
Он снова оглядел пустую комнату, плывущую во влажном мареве слез. Комнату, из которой вместе с Лизой ушла и жизнь.
* * *
После он сидел за столом на кухне квартиры, ставшей теперь чужой, и пил чай. Питерское небо сияло чистотой, и свет закатного солнца на глазах придавал старым домам новые, ранее не виданные краски. Лучи проникали в темные закоулки, щели домов, изгоняя поселившихся там демонов. Но Андрей знал: этому свету никогда не пробиться до самого дна, потому что дна не существует. Может, это и хорошо. Лучше не будить то, что скрывается в глубинах.
Андрей не чувствовал ни облегчения, ни жалости, ни ненависти, он даже не мог осознать потери. Внутри поселилась пустота, которую уже ничем не заполнить.
Перед ним лежал раскрытый дневник, который, пока он был без сознания, из его рюкзака достал Смолин, оставив там новую и теперь уже точно последнюю запись. Пододвинув дневник ближе, Андрей прочел:
«В каждом из нас есть бездна. Бесконечное пространство, вмещающее в себя все, что мы помним, знаем, жаждем и боимся. И эта бездна – то главное, что одновременно мешает нам постичь друг друга и заставляет пытаться сделать это. Сколько бы упорства мы ни прилагали, пытаясь до конца познать другого или самого себя, постичь природу скрытого внутри нас, мы ничего не добьемся. Мы не достигнем дна.
Но даже если это и так, должны ли мы просто смириться с этим? Принять все как есть? Принять свой эгоизм, остаться нетерпимыми и озлобленными друг к другу, какими мы являемся сейчас? Бездна вытащила из нас все это… Мы посмотрели в зеркало и чудом спаслись, заплатив, казалось бы, столь малую цену для всех и в то же время столь огромную для отдельных из нас. Должны ли мы ставить на одни весы общую беду и личную? Я не знаю ответа на этот вопрос. Но сделаем ли мы правильные выводы из того, что увидели? Да, мы имеем право ненавидеть Бездну, но, быть может, мы такие существа, для которых порой важно пережить кошмар, чтобы научиться любить.
Если мы не изменимся сегодня, то что ждет нас в конце, кроме боли и несчастий? Что услышат те, что придут после нас, – если придут. Будет ли это разумная речь или озлобленный рык зверей? Может, нам стоит хотя бы попытаться понять другого? Начать с малого. Как когда-то писал Уоллес, представить, что человек, подрезавший тебя на дороге, – не последний ублюдок, а, быть может, перепуганный отец, спешащий отвезти своего ребенка в больницу… Нам нужно изменить свой настрой, заново научиться любить. Постараться отринуть злобу, ненависть и желание поставить себя выше другого. Мы все время говорим о любви, слагаем о ней песни, пишем книги, даже убиваем ради нее, но не понимаем, что значит это слово… И я надеюсь, ты найдешь в себе силы идти дальше…
