– Мы пока не знаем, – сообщил Бедренец. Вслед за хозяйкой мы прошли в гостиную, уселись в кресла. – Но надеемся, что с вашей помощью быстро его найдём.
– Спасибо, – искренне обрадовалась женщина. – Может быть, чая? Или домашнего лимонада?
При словах о лимонаде я едва не поперхнулся. Впрочем, уж если люди живут в образе, то следуют ему до конца.
– Лучше чай, – попросил я. – Горячий. По погоде, знаете ли…
– Я быстренько… – Елена и впрямь энергично двинулась в крошечную кухню. – Чёрный, зелёный? У меня есть замечательный пуэр, если вы любите!
– Обычный чёрный, – попросил я.
– А мне воды, – сказал Бедренец. – Или очень-очень жидкий чай.
Через открытую дверь я видел, как Елена суетится на кухне. Холодильник там был бирюзового цвета, а покрытие на полу – в зелёно-белую клетку.
Мне захотелось надеть тёмные очки с серыми линзами.
– Вы понимаете, мы с Андреем живём душа в душу, – выкрикнула Елена с кухни. – Он никогда не уходил, никогда не ночевал вне дома… после возвращения. Я волнуюсь!
– А давно с ним случилось возвышение? – спросил я.
– Восемь лет назад, – с готовностью ответила Елена. – Он так нелепо умер, это просто уму непостижимо, его убило сосулей! Так неожиданно, среди зимы, мороз стоял и вдруг – бац! У него шапка была хорошая, норковая, я ему на годовщину свадьбы подарила, он мне подарил такую милую шапочку-пирожок, норковую, а я ему мужскую, тёплую. Мы договорились с ним о таком сюрпризе. Так шапку даже не пробило, представляете, но ударило так сильно, что он упал и умер. А уже темно было, переулок не людный, его и не заметили даже, он сам восстал и пошёл к метро! Представляете? Я думаю, что он домой стремился! Мы так друг друга любим, что он, восстав – домой пошёл. Потом его в лагерь отправили, я каждую неделю ходила навещать, молилась, разговаривала с ним. Это и подействовало, он уже через год возвысился, и вот с тех пор мы вместе…
Мы с Бедренцом переглянулись.
Разумеется, к метро убитый «сосулей» Андрей пошёл не потому, что собирался вернуться домой. Нечем ему было соображать о столь сложных материях. Двинулся он к наибольшему скоплению людей с целью поужинать.
Да и молитвы любящей жены тут были ни при чём. Если бы восставшие возвышались молитвами близких… как хорошо и просто бы всё было.
Конечно, Андрей был великолепным семьянином, если это осталось доминантой в его сознании. Но это теперь. В состоянии восставшего он был хищником и не более того.
Елена вернулась с подносом, на котором присутствовали и чайные чашки, и два фарфоровых заварочных чайничка – один побольше, другой поменьше, и вазочки со сладостями, и блестящий медный чайник с кипятком. Никаких пластиковых термопотов и чайников. Только хардкор, только пин-ап.
– Я всё-таки и чёрный, и зелёный заварила, – сказала Елена извиняющимся тоном. – И конфетки хорошие. Наши, питерские.
Яркие широкие браслеты на её запястьях позвякивали, когда она поставила перед нами поднос.
– Скажите, – наливая себе чёрного чая, спросил я, – когда вы видели мужа последний раз?
– Вчера вечером. – Елена опустила глаза. – Я рассказывала вашему коллеге. Мы посмотрели телевизор, мы всегда вечером смотрим сериал…
– Какой? – небрежно поинтересовался Бедренец.
– «Путеводный свет». – Женщина неожиданно смутилась.
– Не знаю такой, – удивлённо сказал Михаил.
– Это самый длинный сериал в мире, – пояснил я. – Шёл полвека, наверное. Если все серии подряд смотреть, то надо полгода у экрана провести. Неужели его снова стали снимать?
– Нет-нет! – Елена смутилась ещё больше. – Мы по интернету смотрим. Старые серии. Так мило… чудесная старая эпоха. Люди верят в Бога, придерживаются норм морали, помогают близким…
– Очень трогательно, – поддержал я. – Сам люблю эти милые шестидесятые! И американские – рок-н-ролл, хиппи, кантри, рок, большие машины… Наши родные шестидесятые – первый сладкий глоток свободы, стиляги, авторская песня… – Меня вдруг осенило: – Маленькие, но уютные квартирки…
Елена закивала. Я верно понял, почему они продолжают жить в этом старом доме. И решил ковать железо, не отходя от кассы.
– Скажите, а откуда у вас укус?
Елена вздрогнула, левая рука её непроизвольно дёрнулась к правому плечу. Несильно, но я заметил. И ещё кое-что заметил…
– Какой укус?
– На правом плече, – сказал я.
Елена медленно закатала правый рукав. Обречённо спросила:
– Вы об этом?
След от зубов на плече выделялся очень отчётливо. Нормальный такой след. С едва-едва намеченным прокусом двумя зубами. Однозначно – человеческая челюсть, крупная, мужская.
– Это… – Елена замешкалась.
– Это не собака, – сказал я. – Если вы это хотели сказать. Это след укуса человека или кваzи. Мужской особи.
Елена болезненно вздрогнула.
– Расскажите нам, как это произошло, – попросил я. – Вы смотрели сериал, пили чай. Говорили о прекрасных старых временах, сожалели, что не довелось родиться в то время…
Елена вскочила.
– Уходите. Я не буду с вами говорить!
– Елена, такое поведение не разумно, – увещевающим тоном сказал Михаил. – У нас иногда случаются такие проблемы. Поверьте, я всё понимаю, я ведь и сам кваzи! Это кратковременный и быстропроходящий психоз. Скоро мы научимся его лечить. Главное – что ваш муж не причинил вам никакого серьёзного вреда…
– Убирайтесь!
– Госпожа Виленина. – Михаил всё ещё пытался до неё достучаться. – Поймите, никто не желает Андрею зла. Но я уверен, он и сам напуган и растерян от произошедшего. А если это повторится? Рядом будете не вы, а кто-то другой…
– Вон! Вон из моего дома! – закричала Елена. Прозвучало это почти как «вон из моего уютного мира».
Она порывисто схватила с журнального столика вазу из цветного муранского стекла и высоко подняла её в руке, в полной готовности обрушить на наши головы.
Мы встали. Вот чего нам ещё не хватало – так это потасовки с разъярённой женщиной.
– Вон! Вон! Вон! – кричала Елена, провожая нас до дверей.
Выскакивая из квартиры, я подумал, что это очень удачно, что у Вилениных не принято разуваться.
Через пару секунд после того, как за нами захлопнулась дверь, мы услышали звон разбитого стекла.
– Как думаешь, это было настоящее муранское стекло? – озабоченно спросил Михаил.
– Да ты что! Ваза стоила бы дороже всей квартиры! Но знаешь, о наши головы она разбилось бы с тем же эффектом, как сосуля о голову Андрея.
– Денис! – осуждающе сказал Михаил.
– Я ничего. Только рассуждаю.
