Комаровский понимал последствия своего нынешнего выбора.
В части, скорее всего, полагали (особенно после обнаружения тела Курочкина): труп Сергея либо сбросили, как Настю, в тот же Тельтов-канал, либо взяли в плен и уволокли с собой. В последний месяц немцы, погрузившись в бешенство и истерику, пленных почти не брали… Хотя для офицера могли сделать исключение. Он отдавал себе отчёт, что сделал, решив преследовать убийцу Насти. Если уцелеет, события будут развиваться в двух направлениях. Ни одно не сулит ничего хорошего. Обвинят в дезертирстве – поставят к стенке по законам военного времени. Посчитают попавшим в плен – отправка в тыл, в фильтрационный лагерь: через неделю чёрных снов о жене и сыне он полезет в петлю. Выбравшись в форме шарфюрера из люка на немецкой стороне Берлина, Сергей обнаружил – местность вокруг пустынна: ни единого человека, лишь остовы сгоревших зданий… Он растерялся – что ему делать, куда идти? Патруль остановит для выяснения личности, а документов-то и нет. На каждом углу посты полевой жандармерии и одержимого шпиономанией фольксштурма, повсюду гитлерюгендовцы, готовые отбежать за угол и позвонить куда следует. «Алло, гестапо? Спешу доложить, тут чересчур подозрительный унтер-офицер». А ведь ублюдок где-то здесь, совсем рядом. Комаровский потратил несколько часов, бесцельно шатаясь по городу. Ему виделось трясущееся лицо убийцы, он слышал чмоканье пуль ППШ, ударивших в тело, и сердце терзалось злостью. Сам бы сейчас оторвал этой сволочи голову – посмотрим, как он тогда оживёт. Однако Настиного убийцы в поле зрения нет, зато его собственная жизнь может оборваться в любой момент. Шарфюрер без оружия и аусвайса рано или поздно привлечёт внимание немцев. А этого бы не хотелось. Он обязан поквитаться за Курочкина и Настю. Иначе нельзя.
Избегая смотреть на беременную, Сергей с трудом растянул губы в улыбке.
– Разумеется, уважаемая фрау. Но сначала мы с господином полицейским проверим один подвал – похоже, там прячется русский корректировщик. Надеюсь, вы не против?
У девушки судорожно дёрнулась щека.
– Хорошо, – устало произнесла она. – Но не думайте, что я забуду.
Комаровский поднялся, небрежно махнул рукой сотруднику полиции, как старший по званию, и сразу пошёл, обозначая, что проблема не терпит отлагательств. Придерживая тяжёлую винтовку, шутце засеменил следом. Он постоянно спотыкался в темноте о расколотые камни, взывая тихим, робким голосом:
– Господин шарфюрер, я на посту…
– Унтер-вахмистр, нам нужно заглянуть вон в тот подвал. Вы обязаны оказать мне помощь… я уже вызвал подкрепление. Возможно, это ошибка, но надо проверить.
– Так точно, слушаюсь.
«Они даже не вникают, в чём суть приказа, – мысленно усмехнулся Комаровский. – Привыкли не рассуждать. Убивать я его не стану, зачем? Небось учитель какой-нибудь или вроде того, форма болтается, как на вешалке, им в городе давно жрать нечего, винтарь еле тащит». Полицейский и верно с трудом передвигал ноги, не успевая за Сергеем… То и дело, вздыхая, поправлял оружие на плече – ремень, очевидно, сильно натёр ему кожу. Он подсвечивал дорогу карманным фонариком, но после утихшего дождя Берлин и так окрасился обширным розовым заревом пожаров.
– Прошу прощения, – бубнил шутце. – Не ел уже сутки… вчера нам выдали только сто граммов конской колбасы, и всё… Она солёная, хочется пить, а воды нет… Обещали консервов, португальских сардин, но в повозку попал русский снаряд. Господи, сухарь бы сейчас сжевал с радостью. Вообще, эта фрау права. Зачем мы содержим «остарбайтеров», военнопленных, мерзких евреев в лагерях? Они же каждый день требуют еду, жрут, как свиньи. Для чего кормить подобную шваль? Отправить всех на виселицу, чтобы не тратить патроны, а продукты отдать горожанам рейха. Я же прав?
– Несомненно, унтер-вахмистр, – сообщил Сергей замороженным голосом.
Под раскаты пушечного грома они завернули за угол. У входа в подвал скорчился, подогнув колени, мёртвый эсэсовец с залитым кровью лицом. В руке зажата «эрзац-граната»: кусок цемента с небольшим брикетом взрывчатки. Их раздавали всем защитникам города, хотя подобное устройство скорее убивало солдата, чем врагов. Лестница была частично разрушена и осыпалась – каблук полицейского подвернулся. Он свалился бы на спину, однако Комаровский участливо поддержал шутце под локоть.
– А где же русский? – удивился унтервахмистр, осматривая подвал.
– О, да прямо здесь… – ответил Сергей и ударил немца финкой в шею.
Он резко наклонил дёргающееся тело, чтобы на мундир не попала кровь. Чёрная форма, конечно, в этом смысле была идеальна, однако в последнее время в плен брали эсэсовцев, одетых в серо-зелёные или светло-серые кители. Подождав, пока шутце не умер, старший лейтенант поднял винтовку и посмотрел магазин. Пять патронов, всё замечательно. Проверив карманы покойного, он нашёл ещё одну обойму – и испытал восторг. На всякий случай забрал удостоверение сотрудника полиции. «Вот дурак, – подумал старлей беззлобно. – Держал бы язык свой поганый за зубами – жив бы остался». Лицо Елены с червями в глазницах исчезло, дымчатая муть рассеялась – ему стало легче дышать. На выходе из подвала Комаровский перетряс ещё и труп эсэсовца, но там ждало разочарование – оружия не было, в подсумках – ни единого патрона. «Эрзац-гранату» Сергей забирать не стал. Закинув винтовку за плечо, он направился назад. Площадь перед зданием с колоннами уже была переполнена ранеными солдатами вермахта, они лежали как на окровавленных скамейках, так и просто на мостовой. Перекрывая грохот взрывов, воздух наполняли вопли и стоны. Медсёстры, разрывая бинты зубами, накладывали жгуты. Сергей остановился, откровенно любуясь открывшимся зрелищем. Он не пытался заверить себя, что такие вещи ему якобы не нравятся.
– Герр шарфюрер! Это вы? А где же унтер-вахмистр? Почему у вас его оружие?
Блядь. Отвлёкся, забыл об осторожности. А эта дура набитая и рада орать на всю площадь. Сергей круто развернулся, двинувшись в другом направлении. Однако беременная не думала оставить его в покое, продолжая голосить:
– Вы куда? Что с полицейским? Господа! Обратите внимание! Фольксштурм, сюда!
Сергей убыстрил шаг, перешёл почти на бег. Оглянувшись, он краем глаза увидел, как лежащая на ступеньках дамочка указывала в его сторону мальчишке в форме гитлерюгенда. Тот вложил в рот свисток, послышалась истерическая трель. к парню тут же подскочил ровесник – маленького роста, вихрастый и болезненно худой.
«С этими я справлюсь. Но они позовут остальных».
Комаровский бежал, придерживая винтовку. Он и сам не помнил, как оказался среди деревьев – в небе, выглядывая из-за туч, тускло светила луна. Крики и свистки за спиной давно утихли. Под ногами скрипел гравий… Дорожки? Неподалёку блеснул пруд с остатками воды. Сапоги увязали в грязи после дождя. Так. Похоже на парк, но здоровущий – столько толстых стволов, и ёлки, и сосны, и даже дубы… Как их на дрова-то не срубили. Он остановился, стараясь отдышаться, протёр руки, шёпотом выругался. Отлично. Что дальше? Ладно. Он сейчас сядет здесь, отдохнёт и немного подумает.
