– Я убью его! – закричал трудфронтовец, обращаясь к напарнику Сергея. – Выходи, или вышибу ему мозги. Я не шучу. Считаю до трёх, ты, скотина. Раз, два…
– Три, – спокойно послышалось из темноты, и две пули погрузились в спину убийцы.
Человечек упал в траву рыбкой, ничком. Комаровский мгновенно оказался рядом. Схватив трудфронтовца за волосы, он с силой вмял лицо противника в землю. Немец вышел из-за ближайшей сосны, стараясь разыгрывать флегматичность, но его выдавало прерывистое, тяжёлое дыхание. Он правильно понял, что хочет от него Сергей. Быстро бежать, дабы успеть обойти стрелка с левого фланга. У фрица, как он успел заметить, плохо слушается одна рука, но вот с ногами всё в порядке. Точно фронтовик. Впрочем, в Германии мало народу не побывало в окопах, особенно к концу войны.
– Я же просил не убивать его, гауптштурмфюрер, – укоризненно заметил Сергей.
– Примите мои извинения, – развёл руками немец. – Но вы сами сказали, что он бессмертный, – вот и проверим. И да, предупреждаю: я не обладаю высокими моральными качествами. Ведь нехорошо стрелять человеку в спину, вы так не считаете?
– Нехорошо, – согласился Комаровский. – Лично я выстрелил бы в голову.
Фриц улыбнулся. Правда, лицо у него осталось недвижимым, словно у паралитика, лишь между носом и подбородком внезапно мелькнула трещина.
– Вы всё ещё полагаете, он воскреснет? – голос немца источал яд.
Вместо ответа Сергей перевернул трудфронтовца на спину, и напарник в чёрной форме ахнул, поднеся ладонь ко рту. КАК мог уцелеть человек, которому только что всадили между лопатками восемнадцать граммов свинца?! Существо во френче было живо, хотя выстрелы из шмайссера не прошли даром, – оно морщилось, изо рта тянулась струйкой кровавая слюна. Но это не походило на смертельное ранение, трудфронтовец активно (даже слишком) пытался встать.
Комаровский без лишних предисловий ударил его кулаком в ухо.
– Кто ты такой?
Молчание. Человек оскалил в ухмылке испачканные кровью зубы.
– Помнится, в прошлый раз ты был в другом мундире… – произнёс он.
Сергей поудобнее перехватил финку и без малейшего колебания воткнул маньяку в рот, разрезав щёку до левого уха в безобразную улыбку. Убийца заверещал – так визгливо, истерически и жалобно, что его, похоже, услышали и рядом с рейхстагом.
– Господин гауптштурмфюрер, – проскулил он. – Я умоляю вас, помогите.
Лютвиц с очень добрым выражением лица взглянул на него, потом на своего невольного напарника, подошёл и присел рядом. Рассеянно пошарив по карманам, достал кинжал СС с гравировкой «Meine Ehre heißt Treue»
[46]. Не успел пленник опомниться, как Вольф вонзил ему лезвие в другой край рта и распорол кожу с правой стороны. Вопль на этот раз оказался ещё громче – даже птицы с близлежащих деревьев поднялись в небо.
– Помог, как вы просили, – мягко сообщил Вольф. – Я надеюсь, теперь легче стало?
Трудфронтовец жалобно застонал, глотая кровь.
– Пожалуйста, сообщите нам ваши данные, кто вы такой, и отдельно – о вашей связи с Диснеем, – заботливо вытирая кинжал о френч пленного, произнёс Лютвиц. – Иначе мы с господином шарфюрером продолжим нашу с вами беседу на болезненно острые темы.
– Это вовсе не эсэсманн, – вне себя от страха и боли, завыл раненый. – Он русский, я клянусь вам! Чего вы стоите? Стреляйте, он большевик! Чёртов красный!
Комаровский и ухом не повёл.
– По акценту пруссака, разумеется, ясно – да, он никто иной, как большевик, – кивнул комиссар. – Любезный. Мне всё равно, кем является мой временный союзник, хоть негром из племени гереро. У этого парня на вас зуб, как я понимаю. Вы убили его хорошую знакомую. Только что застрелен мой друг, я работал с ним годами. Может быть, на спусковой крючок нажали персонально вы, может быть – ваш кумир Дисней. Представьтесь для начала, и тогда в ближайшие пять минут я не воткну в вас нож.
– Бруно Пройсс, – сообщил человек, с трудом ворочая разрезанными губами. – Блокляйтер
[47] района Кройцберг, в НСДАП состою с сорокового года. Работаю на организацию Роберта Лея, имею награды и знаки отличия. Обер-гренадер запаса, с семнадцатого по восемнадцатый год находился в плену на Восточном фронте, там немного выучил русский язык. От призыва освобождён, креплю оборону рейха в тылу.
Он говорил уверенно, внезапно обретя спокойствие – словно просил рекомендацию единомышленников на партийном собрании.
– По какому адресу вы проживаете? – Лютвиц извлёк из кармана блокнот.
– Бисмаркштрассе, восемь. Это у Адольф-Гитлер-платц. Совсем рядом.
Послюнив карандаш, Вольф записал название улицы крупными буквами.
– А теперь расскажите, пожалуйста, про вашего дражайшего друга Диснея. Где находится его убежище? Какую именно должность в НСДАП он занимает? Откуда у него ночные пропуска? Как завербовал вас? Сколько человек убили вы лично? И, пожалуй, главное на данный момент… Почему вы не умираете от попадания пули?
«Трудфронтовец» оглянулся – беспомощно, как потерявшийся ребёнок. Открыв окровавленный рот, он снова закричал, вложив в вопль свою боль и отчаяние. Однако на призыв никто не ответил. Хозяин точно имел другие планы на происходящее.
Рассчитывать следовало только на себя.
– Я всё расскажу, – пообещал Бруно. – Но умоляю… я истекаю кровью. Отвезите меня в госпиталь, поставьте охрану… готов сотрудничать, отвечу на любые ваши вопросы.
Комаровский, не сдержавшись, засмеялся.
– Мой любезный господин, – произнёс Вольф. – Мы с вами не в цирке, чтобы оценить столь уникальную шутку. Никуда мы не поедем, никакого официального ареста и допросов в кабинете, а уж тем более госпиталя не будет. У рейха, если вам неизвестно, имеются некоторые проблемы с выживанием. Возможно, на моём рабочем месте уже хозяйничают русские. Скажу одно, я сейчас просто чрезвычайно зол на окружающий мир, и, похоже, мой коллега тоже. Говорите, или мы вас разрежем на кусочки. Против ножей, надеюсь, вы защиты не имеете?
– Вы даже не представляете, с чем столкнулись, – еле слышно прошептал «трудфронтовец», страдая от боли. – Хозяина вы не найдёте. И не старайтесь, гауптштурмфюрер. Он знает африканское колдовство… сам неуязвим, и мы, его адепты, наделены способностью завораживать пули. Он не человек, и я завидую ему… Всё бы отдал – лишь бы стать таким, как Хозяин. Потому и пытался подражать во всём… Ведь я тоже хочу свою КОЛЛЕКЦИЮ.
– И большая ли у него коллекция? – безразличным тоном спросил Лютвиц.
– Огромная. Целый подвал человеческих черепов.
