Единственным успехом копов стало обнаружение «склада голов».
По доносу некоего анонимного лица полицейские вышибли дверь комнатушки в мерзейших трущобах, – согласно бумагам, её владелец уже десять лет как почил в бозе, и каморка числилась бесхозной. Легавых ждала леденящая кровь находка – шесть человеческих голов, принадлежащих жертвам Мясника, законсервированных… в спирту. В железных и стеклянных банках. До сих пор неясно, кто именно «навёл» на это ужасное хранилище. Мистер Несс на пресс-конференции озвучил сенсационное предположение: возможно, убийца не один, их… несколько, это способна быть и организованная группа, и добровольный помощник. Именно поэтому маньяку удаётся так ловко скрываться от правосудия. Ввиду «склада голов» появилась версия: служитель зла разочаровался в своём покровителе и собрался сдать его полиции, но не уверен в снисхождении. Мяснику открывать свой склад незачем – как я уже заметил, изверги, окончательно лишившиеся разума, обожают подобные «сувениры». 8 апреля 1937 года из реки выловили нижнюю часть женской ноги, а ещё через три недели прохожие увидели плавающее под мостом в Вест-Энде человеческое бедро. Выяснилось, куски тела принадлежат одной и той же личности. Ещё позже нашли сумку с разрубленным пополам туловищем, другим бедром и левой ногой в туфле. Разумеется, без головы. Сигналы в полицию после этого прекратились. Если верить газетам, мистер Несс сделал вывод: Мясник расправился со своей «адъютантшей» (по совместительству наверняка и любовницей), не без основания заподозрив в предательстве. Криминалист Кевин Джонсон в публикации «Кливленд Геральд» напомнил: в истории отнюдь не редкость, когда жестокие убийства были делом одной семьи или любовной пары, – стоит вспомнить зловещих Бонни и Клайда. Правительство штата пришло в бешенство, а конгрессмен Мартин Эл Свини, дав интервью столичной прессе, открыто обвинил Несса в провале расследования. Замечу, что Эл Свини – родственник по жене проклятого шерифа О’Доннелла, виновного в моих злоключениях. Мистер Несс, обычно холодный и надменный, потерял самообладание. Он приказал сжечь трущобы Кингсбёри-Ран, дабы лишить маньяка его «охотничьих угодий», – ведь там легко найти, убить, расчленить и спрятать жертву, оставаясь незамеченным… Обитателей Кингсбёри-Ран интересуют сугубо жратва и выпивка. Совпадение это или нет, но едва маньяка лишили «джунглей», куда он приходил за своей «дичью», как убийства прекратились. Однако факт, что убийца не найден, терзал всех. У нас работали лучшие следователи из Вашингтона, полицейские валились от усталости, перебирая сотни версий, эксперты опрашивали толпы людей: видели ли они человека, прятавшего подозрительные свёртки и сумки вблизи мест, где найдены трупы? Бесполезно. Он всегда убивал и прятал тела без свидетелей. Самое-то главное – мы знаем про тех покойников, которых нашли: иных искали целый год. А СКОЛЬКО и по сей день гниют глубоко в земле, в болоте, плавают в реках или кормят рыб на дне озера? Мне не хочется даже предполагать, господа.
Вот тогда-то полиция и начала арестовывать всех подряд.
Им срочно нужен результат. Остальное неважно. Я был схвачен, потому что водил знакомство с Флоренс Полилло и много раз публично вздорил с покойной. Хотел бы я знать – кто с ней вообще не ругался? Флоренс – скандальная баба, когда напивалась, лезла в драку, требовала купить ей выпивку. Да тут весь квартал надо в кутузку отправлять! Нет больше сил. Я охвачен горячкой. Во рту постоянно чувствуется кровь, то и дело сплёвываю тёмные сгустки. Слышатся шаги. Я мечусь в панике… Меня опять пришли бить? И верно – у решётки шериф О’Доннелл и остальные мои мучители… Однако что такое? Среди них – человек в клетчатом костюме, в шляпе и очках. Я с трудом приподнимаюсь со своего ложа… В голове разливается мутное, в глазах быстрая рябь. «Мистер Долезел, – говорит мне «клетчатый». – Я спецагент Харрис, представитель Федерального бюро расследований… бывший Отдел расследований Соединённых Штатов
[57]. Мне требуется знать – вы дали показания без давления? Добровольно ли вы признаётесь в убийстве Флоренс Полилло?» Я обвожу глазами своих мучителей и более не колеблюсь. Пальцы немеют, чувствуется скорое приближение смерти. Смотрю в очки Харриса и хриплю: «Я никого не убивал. Меня заставили подписать эти бумаги. Мучили и пытали. Я невиновен».
Из доклада спецагента Роланда Харриса
«Дорогой сэр! Довожу до вашего сведения: мистер Фрэнк Долезел (подозреваемый в совершении серии убийств житель города Кливленда 1887 года рождения) скончался в тюрьме в моём присутствии при довольно странных обстоятельствах. После осмотра трупа коронером выяснилось, что у мистера Долезела сломаны шесть рёбер, хотя, по словам родственников, подобных травм он до ареста не имел. Никто из опрошенных мной людей, включая полицейских в других районах Кливленда, равно как и следователей, не подтвердил хотя бы малейшую вероятность участия Фрэнка Долезела в зверствах Мясника: подозреваемый тщедушен, а для разрубания тел на куски необходима физическая сила. Мне продемонстрировали подписанные обвиняемым акты признания в убийстве Флоренс Полилло. Мистер Долезел сообщает, что убил женщину во время самообороны, но далее путается в показаниях, как именно это произошло. Полагаю, следует подвергнуть дополнительной проверке шерифа Мартина О’Доннелла, каковой явно выбил признание из мистера Долезела с помощью физического насилия, желая выставить арестованного Кливлендским Мясником. На обвинение в должностном преступлении шериф заявил, что я «делаю неверные выводы» и предложил мне на выходных поохотиться в ближайшем лесу, дабы поговорить с глазу на глаз. Я принял это предложение и надеюсь, сэр, отправить вам другое письмо с дополнительной информацией о происшествии».
Официальное сообщение
«Дорогая мадам Элисон Харрис! С глубоким прискорбием сообщаем вам, что ваш муж пропал без вести, заблудившись на охоте в лесу близ Кливленда. Уже две недели мы ведём розыскные мероприятия, но они не принесли какого-либо результата.
Примите мои глубочайшие сожаления.
Искренне ваш, шериф Мартин О’Доннелл».
Глава 9
Фаустпатрон
(Центр Берлина, 10 утра, 27 апреля 1945 года)
Комаровский среагировал быстрее: поддев обеими руками письменный стол, он опрокинул его на ребро – тот с грохотом обрушился на пол (брызнули осколками чернильница и чашки с эрзац-кофе). Схватив Лютвица за воротник, старлей сдёрнул напарника с места под защиту столешницы, одновременно цапнув со спинки стула висящий на ремне шмайссер. Зажав рукоять в кулаке, Сергей протянул автомат вперёд, держа его на весу, и нажал на спуск. Очередь уложила двух солдат в серо-зелёной форме, показавшихся в проёме вместе с Рауффом. Сам оберштурмфюрер с обезьяньей ловкостью пригнулся, успев выстрелить в ответ. Пуля ударила во внутреннюю часть стола.
– Блядь! – не сумев сдержаться, выругался Комаровский по-русски.
