Он подтянул к себе железный ящик – точно такой же, как тот, что содержал архив.
Внутри лежало несколько новеньких паспортов. Третий рейх, США, Великобритания, Франция, СССР. Перетянутые резинками пачки денег – рейхсмарки, британские фунты, американские доллары, советские рубли, швейцарские франки. Но главное, что ошарашило и заставило заморгать Комаровского, – лицо заместителя главы «Трудового фронта» Третьего рейха, оберфюрера СА Хайнца Винтерхальтера. Маска, повторяющая собой точную копию головы спереди и сзади, была сделана настолько виртуозно, что он не удержался от желания её потрогать. Материал напоминал человеческую кожу: возможно, он ею и являлся.
– Что… что… что это такое? – Сергей неожиданно для себя начал заикаться.
– Хотел бы я знать ответ, – развёл руками Вольф. – Тем более мы с тобой увлеклись коллекцией мёртвых девушек и не заглянули в маленький шкафчик напротив. А вот это совершенно зря. Ибо там в банке всего одна-единственная голова – Хайнца Винтерхальтера. Насколько я могу судить, он умер не меньше трёх месяцев назад. Дисней убил его и, фигурально выражаясь, влез в кожу покойного. Ему нужна была личность оберфюрера для прикрытия – дабы пользоваться всеми благами жизни одного из начальников рейха: ночной пропуск, хороший паёк, возможность избежать доносов соседей. Это очень тщательно подготовлено и осуществлено. План «А»: виновным в убийствах должны назвать блокляйтера Бруно Пройсса. План «Б»: маньяком объявляется оберфюрер Хайнц Винтерхальтер. Дисней, как я погляжу, весьма опытный охотник. И свои приключения он продумывает заранее, не спеша и со вкусом. Представляю, как ему, зная каждый мой шаг, было весело следить за расследованием.
Комаровский оглянулся, словно за ними кто-то наблюдал.
– Но кто же тогда сам Дисней? – растерянно спросил старший лейтенант.
– Не знаю, – ответил Лютвиц. – Я вообще не думаю, что он из Германии.
– А откуда же тогда?
– Извне.
Часть третья
Die Letzte
[62]Временами я слышу, как безумие воет у меня в мозгу.
Мысли мои – словно призраки: они танцуют предо мной.
Оноре де Бальзак, французский писатель
Глава 1
Вессель
(Центр Берлина, 2 часа ночи, 28 апреля 1945 года)
…Я прямо-таки обожаю себя сейчас. Я восхитительно всё придумал. Разумеется, в деталях строго объяснил особи: условия, при соблюдении которых её мать остаётся живой, нельзя менять. Иначе (ах, какое горе) придётся разрезать тело этой бедной женщины на столько же кусочков, сколько дней в сладком весеннем месяце апреле. Игра, в общем-то, проста. Дичь не должна звать на помощь солдат или полицейских. Хотя им и так не до неё. Кольцо вокруг квартала Тиргартен сузилось – русские вплотную подошли к зданию гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе, их сапоги стучат по Потсдамской площади, а оттуда триста метров до рейхсканцелярии. Даже зять Евы Браун, группенфюрер СС Герман Фегеляйн бежал в район Шарлоттенбург и спрятался у себя на квартире, но его арестовал специальный отряд, посланный персонально Адольфом Гитлером. Вскоре труса поставят к стенке. Не жаль – на редкость мерзкий тип. А ведь Фегеляйн – доверенное лицо рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Хотя лично я никогда не верил и самому Гиммлеру… На физиономии этой самонадеянной крысы написано: чуть ослабь тиски на шее, она сбежит в объятья англичан и американцев
[63]. Для полной коллекции мне осталось добыть две головы. Я обязательно успею… И вот тогда испарюсь. Мало кто обратит внимание – я не командовал концлагерями, не обещал превратить в пепел Москву. Да и исчезну не я один, готов поспорить, половина элиты рейха сейчас ждёт: как только фюрер отчалит в Валгаллу, разбегутся из Берлина «крысиными тропами»
[64].
Главный приз: если особи удастся выбраться из «туннеля Весселя» – она свободна.
Так. Кажется, раздаются шаги? Или это мираж?
Я весь внимание. Слышу даже, как со сводов капает вода. Нет, показалось. Однако дичь определённо где-то поблизости. Берлинское метро сейчас многолико. Местами переоборудовано и в бомбоубежища, где прячутся сотни тысяч беженцев, и в лазареты, где оперируют раненых, и в подземные штабы, откуда координируют сопротивление остатков войск. Отдельные туннели завалены баррикадами, бетонными блоками и защищены пулемётчиками СС: рельсы ведут прямо к рейхсканцелярии. Всем суждено умереть. Каждый штурмовой отряд большевиков экипирован парой-тройкой танков, самоходным орудием, им помогают разведчики и связисты, прикрывает дальнобойная артиллерия. Зато в суматохе боёв и русские, и защитники Берлина забыли про один-единственный перегон в метро – до станции «Хорст-Вессель-плац»
[65], бывшей «Шёнхаузер Тор». Огромный, чёрный от густой тьмы туннель, где с 25 апреля прекратили движения поезда, – в берлинском метро больше нет электричества… Он и превратился сегодня в мои охотничьи угодья. Я великодушно выпустил дичь на волю, дал ей изрядно отбежать вперёд. И главное – особь вольна в своих дальнейших действиях. Она может подобрать обломок дерева, камень или бесхозную трубу, напасть на меня сзади в темноте – ей это разрешено. Во-первых, такие вещи даруют адреналин. Во-вторых, я уже объяснял: мне интереснее получить как трофей шкуру кабана-секача, способного, даже истекая кровью, поддеть охотника на клыки, чем свежевать привязанную к дереву покорную и тупую олениху.
Я слышу шорох, быстро приседаю.
Это вернее, чем отклоняться вправо или влево. Над головой что-то пролетает, бухается с грохотом в стену и осыпается. Похоже, в меня бросили кирпич. Вот дура, выдала своё месторасположение. Вытаскиваю нож, бегу на звук. Топот ног. Конечно, она тоже куда-то рванула. Дичь временами смешная. Ведь затаись она в темноте, я бы её, может, и не нашёл. Но нужно поиграть в героиню, убить мучителя, спасти мамашу.
Что ж, искренне желаю творческих успехов.
Мы мчимся меж стен туннеля. Под ногами чавкает грязь и расплёскивается вода. Запах ужаснейший. Берлинское метро никогда не было образцом красоты, а после регулярных авианалётов и работы в качестве бомбоубежища и вовсе превратилось в клоаку. Конечно, правительство не озаботилось уборкой последствий пребывания под землёй тысяч людей, где даже не устроишь туалетов. Запах застоявшейся мочи, как на скотобойне, – хотя, в общем-то, это сейчас именно скотобойня и есть. Меня охватывает предчувствие скорого убийства. Во рту появляется сладость. Настоящее счастье. Я жалею тех, кому не суждено познать экстаз преследования загнанного животного. Да-да. Человек – самое настоящее животное, сочетающее в себе все нужные инстинкты. В чем прелесть охоты? Тебе противостоит равный противник. Ведь даже тигр, извините, он хоть большая, но кошка. Зверь может прыгнуть сверху, сломав твою шею, но он не всемогущ. В жизни не нападёт, когда ты с ним лицом к лицу, если даже голоден: так прописано матерью-природой. Человек же непредсказуем. Моя охота – противостояние с величайшим хищником на Земле, а самки, несомненно, вдвойне опасны. Первородные инстинкты заложили в них выживаемость, принципы сохранения рода, я упоминал: там, где самец отдаст себя в руки судьбы и погибнет, самка будет сопротивляться до последнего. Топот ног затихает, и я предусмотрительно ложусь на землю. Правильно – над головой пролетает нечто тяжёлое, со звоном падает в грязь. Полагаю, металлический штырь. Особь нервничает, и это хорошо. Правда, я не знаю, сколько в её арсенале возможностей, ведь дичь загнана в угол. Но она не кричит. Не молит о помощи. Сильное животное. То, чего мне так не хватало в Тиргартене. Я улыбаюсь в темноте. Господи, как же шикарно.
