Ливень свинца прошил насквозь и солдата, и тех троих, что уже вошли в комнату. Сергей, словно робот, двинулся дальше, перешагивая через корчившихся в агонии немцев. Во дворе шесть человек в разной форме (фольксштурм, гитлерюгенд и СС), вырыв пару неглубоких окопов, закладывали мешки с песком. Командовал этим разношёрстным отрядом офицер СС без фуражки – его голова была наспех перевязана белым бинтом с проступившими красными пятнами. Торопливо снуя во дворе виллы, словно тараканы вокруг куска сахара на обеденном столе, они обустраивали позицию. Между бетонными блоками стоял снятый с танка пулемёт, а трое гитлерюгендовцев тащили длинные, несуразные фаустпатроны. Они даже не заметили, что половина отряда ушла в дом и исчезла. Выстрелы трудно услышать – с юга вместе со стрёкотом ППШ, с буханьем орудий и лязгом гусениц танков гремело, нависая над Берлином подобно грозовой туче, раскатистое русское «ура». Лицо Елены, оскалившись черепом, растаяло и исчезло. Комаровский выдохнул, деловито проверил патроны в ленте. Оставалось немного, но ему хватит. Элитные войска защищают здания гестапо, рейхстаг и рейхсканцелярию. Для незначительных улочек оставили дешёвую шваль.
– Эй вы, суки! – уже не скрываясь, радостно крикнул он на русском.
Офицер в недоумении повернул голову. И тогда Сергей начал стрелять.
…Лютвиц наконец-то нашарил автомат, передёрнул затвор и осмотрелся. Со двора раздавался непрерывный грохот, и он уже не мог понять, кто и в чью сторону ведёт огонь. Внезапно Вольф похолодел. На полу валялись обломки стула и разорванные верёвки в свежих следах крови. Видимо, в перестрелке пули случайно задели путы Мэддока, и тот сумел освободиться. «Чёрт, дьявол». Где он? Послышался звон, посыпались осколки: комиссар автоматически, повинуясь фронтовой реакции, пригнулся. Воздух над его головой рассекло пустой бутылкой, точнее, «розочкой», британец за секунду смастерил её о край стола. Мэддок был страшен: из кровавой массы на месте лица жутко сверкали зубы и белки глаз, сломанный нос превращал дыхание в мощный хрип, напоминающий рёв взбесившегося животного.
– Die, fucking German
[72], – сказал он на родном языке и бросился на Лютвица.
Тот нажал на спуск шмайссера. Короткая очередь отшвырнула британца назад, но он, как ванька-встанька, сразу поднялся на ноги. Автомат поперхнулся последним выстрелом – патронов больше не было. «Я настоящий идиот, да и Зергиус тоже… Почему мы не сняли с него бронежилет?!» – горько подумал Вольф и резво подался назад. Он понимал, что без оружия шансов против тренированного убийцы у него мало – парень как из отрядов Отто Скорцени
[73]. Англичанин был избит в «мясо», возможно, ранен. Однако он легко справится с комиссаром «крипо», выполнив заказ Хозяина.
– Зергиус, твою мать! – заорал во всю мощь лёгких Лютвиц. – Сюда, на помощь!
– Твой бешеный друг не придёт, motherfucker, – оскалился британец. – Наконец-то. Я тебе вспорю живот и удавлю на собственных кишках. Давай-ка сюда, грёбаный фриц!
Разумеется, Вольф не последовал совету. Он шарахнулся в соседнюю комнату, оттуда бегом, едва ли не на четвереньках, бросился вверх по лестнице. Англичанин, не выпуская из руки бутылку с торчащими осколками стекла, помчался за ним. Добравшись до верха, Вольф бросил в Мэддока стоявшее в углу кресло, но тот, вне себя от ярости, перепрыгнул через препятствие. «Нож… доска… камень… что-нибудь». Вольф уже проклинал себя за дурацкую панику: надо было бежать на кухню, там ножи… Там же бутылки! «Сатана, гром и молния!» Комиссар улепётывал вдоль коридора второго этажа, едва Райан направился к нему, он неожиданно, словно мальчишка, съехал по перилам. «О, вот когда пригодились навыки школьного хулиганства». Лютвиц рванул на кухню, сзади послышались грохот и возгласы «fuck» – Мэддок перепрыгнул через перила, чтобы срезать путь, и неудачно приземлился. Впрочем, он сразу поднялся и побежал за противником. По закону подлости на кухонном столе не было ножей, стоял лишь пустой бокал для пива: маленький, всего на 330 граммов. Комиссар схватил его, ударил о край столешницы. Стекло разлетелось вдребезги, ладонь окрасилась кровью.
– Честное слово, – осклабился Мэддок, появляясь в дверях, – мне это начинает нравиться. Парень, тебе бы в кино сниматься. Давай всё упростим… Не сопротивляйся и сдохни.
Лютвиц, пятясь боком наподобие краба, скользнул в открытую с другой стороны кухни дверь. «Вот молодец Винтерхальтер, – подумал он. – Прекрасный дом, в моей конуре так не порезвишься». Он остановился – в полу зиял проём с лестницей… Ноги сами застучали вниз по ступенькам… Лютвиц поздно осознал, что британец загнал его в ловушку: он спустился на «склад», в кабинет отдыха Диснея, где хранились головы жертв. Вольф оказался в крохотной комнатке с обитым ковром полом, с коричневым столиком и креслом с мягкой обивкой, одну из стен занимал шкаф, набитый «трофеями» убийцы. Бэмби, Белоснежка, Золушка – кто там ещё? И рядом НИЧЕГО, чем можно хотя бы ткнуть Мэддока, отсрочить свою смерть. Британец, не торопясь, спускался в «погребок». Он уже бывал здесь и понимал: деваться Вольфу некуда. Лютвиц прижался к стене. Окровавленный Мэддок, появившись в «хранилище», ощерился улыбкой: словно в багровом мяче прорезали чёрную щель. Он оглядел комнату, играючи подбросил «розочку» на ладони. Лютвиц представил, что с ним сейчас будет, и ему стало слегка неприятно.
– Выпотрошу, как свинью, – пообещал англичанин. – Затягивать не намерен.
Прозвучал выстрел. Мэддок вскрикнул, выронил бутылку. Его рука повисла плетью, и он бессильно сполз по стене, оставляя кровавый след. Послышался щелчок затвора – Комаровский перезаряжал взятую у убитого фольксштурмовца французскую винтовку.
– Я не опоздал? – любезно осведомился он.
– Да нет, – вежливо ответил Вольф, вытирая пот со лба. – Как раз к вечернему кофе.
…Пятью минутами раньше у Комаровского на улице сложилась непростая ситуация. Фольксштурмовцев он уложил быстро: фактор внезапности, не успели обернуться, нет опыта боевых действий, ну и МГ-42 тоже штука знатная, пусть её и фашисты изобрели. А вот офицер с забинтованной головой укрылся за бетонным блоком и начал отстреливаться. Пулемёт, дожевав ленту, умолк – у немца тоже кончились патроны. Прелесть поражения Германии, когда обороняющимся нечего есть, а пули на вес золота. Немец поднялся во весь рост и двинулся к нему, вытащив из-за пояса кинжал. Изо рта у офицера вырывались облачка пара. Эсэсовец шёл, пошатываясь, – явно от потери крови.
– Ergib dich
[74], – произнёс Сергей для формальности – без всякой, впрочем, надежды.
