– Но я… – начала Фиби.
– Вспомни о том, что произошло, когда вы с копами вернулись в хижину. Вместо жертв преступления вы вдруг оказались в роли подозреваемых, помнишь? Тейло умен. Он всегда будет на два шага впереди нас.
– Так что же нам делать? – спросил Сэм.
– Следуйте первоначальному плану, – сказала Эви. – Отвезите Лизу в Бэрр и посмотрите, что можно выяснить. Лиза – это ключ ко всему. В ее бедной больной голове полно скрытых намеков, и нам нужно лишь разобраться в них. Полицейские лишь испугают ее до смерти. И можете поверить, если они пронюхают о волшебном мире и стране фей, то тут же подключатся социальные службы и психиатры. Ее госпитализируют и накачают таблетками, а от этого не будет пользы никому, включая ее ребенка. Мы ее родные, Сэм. Мы можем достучаться до нее.
Сэм закусил губу.
– Ладно, – согласился он. – Но если мы ничего не узнаем в результате нашей вылазки, то позвоним в полицию.
– Как думаешь, мы должны рассказать об этом твоей маме? – спросила Фиби. – Может быть, даже показать ей Лизу?
Было около одиннадцати вечера, и они вернулись в свою спальню. Фиби поменяла постельное белье. Сэм покачал головой, снимая старые туристические ботинки, которые носил повсюду.
– Еще рано, милая. – Он снял часы и положил их на прикроватный столик. Там же лежала книга, которую он читал в последнее время – жутко тоскливая писанина о глобальном потеплении, подаренная его матерью на день рождения.
Сэм стоял без рубашки; его кудрявые волосы были взъерошенными и немного потными. Фиби рассматривала шрам на его груди и гадала, узнает ли она когда-нибудь, где и как он получил эту отметину.
– Может быть, твоя мама что-то поймет. Некоторые говорят, что у матери есть особая интуиция, связь со своими детьми, которая никогда не пропадает.
Сэм фыркнул.
– Во всяком случае, так я слышала, – сказала Фиби. – Недавно я прочитала, что матери и младенцы могут определять друг друга только по запаху. Разве не поразительно?
– Так что ты предлагаешь? – поинтересовался он. – Ты хочешь, чтобы моя мать хорошенько обнюхала ее и убедилась, что это Лиза. Господи, Фиби, мы же не стая волков!
Он улегся на кровать и выключил свет со своей стороны. Прикроватная лампа со стороны Фиби была разбита вдребезги, пока Лиза боролась с Тейло. Фиби заменила ее старой металлической лампой на длинной изогнутой ножке из кабинета.
– Я говорю не об этом. Лиза была ее единственной дочерью, и они должны иметь прочную связь друг с другом. Точно так же, как ты бы имел связь со своим ребенком.
Как можно быть такой трусихой? Это был не только ее ребенок; в равной мере он принадлежал и Сэму. Он должен узнать правду, именно сейчас. Если Тейло забрал младенца у Лизы, то почему он не придет за их ребенком?
Сейчас или никогда, подумала она.
– Сэм, я…
– Но у меня нет детей, – сказал он. – У меня никогда не будет детей.
Его глаза были закрыты, лицо спокойно. Фиби стиснула кулаки под одеялом.
– Никогда? – Ее голос был тонким и напряженным.
– Я никогда не хотел иметь детей. – Его голос был сонным, уплывающим вдаль. – Просто не суждено, Фиби.
Именно тогда она почувствовала, как крошечный младенец пошевелился внутри нее, дрыгнул ножкой в знак протеста или постучал в стенку матки, словно говоря: «Нравится это тебе или нет, но я здесь».
– Не можешь заснуть? – спросила Эви. Она была на кухне и разогревала на плите молоко с ложкой меда.
Фиби покачала головой, уверенная в том, что расплачется, если скажет хоть слово.
– Я тоже, – с улыбкой сказала Эви. – Но не стоит беспокоиться. Лично я верю, что все лучшие люди в мире страдают бессонницей.
Она всыпала в молоко щепотку корицы и налила две чашки.
– Попробуй-ка. Мама всегда готовила это для меня, когда я не могла заснуть.
Фиби отпила глоток; напиток был теплым, сладким и убаюкивающим. Она сделала еще большой глоток, чувствуя, как согревается изнутри. Поила ли ее мать теплым молоком? Она давала ей детский сироп от простуды или пол-таблетки валиума на сон грядущий. Иногда глоток бренди, которое было на вкус как чистый яд, но мать заверяла, что это прогонит ночные кошмары. Ее мать, которая провела последние годы своей жизни в квартире, похожей на помойку, и обменивала инвалидные чеки на замороженные обеды, дешевые сигареты и выпивку.
«Иногда, солнышко, нужно просто жить. И чувствовать ветер в своих волосах».
В тысячный раз за день Фиби задала себе вопрос, какой матерью она станет и может ли она быть генетически запрограммированной на неудачу. Она представляла некий переключатель, который сработает у нее в затылке в тот день, когда родится ребенок, переключатель «паршивого материнства», унаследованный от матери и бабушки вместе с кудрявыми волосами и узкими бедрами.
О боже. Слезинка скатилась по ее носу и капнула в теплое молоко.
Как она могла даже подумать о том, что сохранит ребенка?
У маленькой Уиллы или Джаспера не было никаких шансов.
– Фиби? – тихо произнесла Эви и накрыла ладонью ее руку.
– Как думаешь, ты сможешь повести автомобиль? – спросила Фиби.
– Я… Не знаю. Я помню, как это делается, но прошло много времени. Кроме того, есть еще одна мелкая деталь: чтобы сесть за руль, я должна выйти из дома. Туда, на улицу. – Эви дрожащей рукой указала на дверь, как будто сам дьявол поджидал ее там.
– Забудь об этом, – сказала Фиби и прикоснулась ко лбу, а потом начала маленькими кругами массировать виски. Она никогда не умела обращаться к людям за помощью. Всю жизнь она старалась не нуждаться в посторонней помощи и гордилась своей независимостью.
– Просто мне нужно кое-куда съездить. Я могу доехать туда сама, но кому-то другому придется отвезти меня домой, и нет никого, к кому я могла бы обратиться. А если бы и могла, то не хочу. Есть Франни, но она будет осуждать меня.
– Фиби, я…
– Я беременна. – Она выплюнула эти слова, словно кусочки металла, царапавшие язык.
Эви перевела дыхание, потом спокойно кивнула.
– Сэм не хочет ребенка, – продолжала Фиби. – Впрочем, это не имеет значения: я все равно буду паршивой матерью. И не похоже, чтобы у нас с Сэмом вообще были шансы нормально пережить это. Не стоит и пытаться. – Слезы пришли быстро и с такой силой, что она хватала ртом воздух.
– Ох, Фиби, – прошептала Эви и привлекла ее к себе. Эви крепко держала ее, и Фиби заплакала еще сильнее, так что слезы промочили плечо футболки Эви.
– Фиби?
Сэм стоял на пороге кухни в боксерских трусах и щурился, глядя на них. Его лицо представляло собой большой печальный знак вопроса.
