— Ох, — Алисон закрыла глаза, чтобы прийти в себя от этой новости. — Понимаю. — Она понимала, что ей придется предстать перед судьей Гарсоном Кло вместе с Базом и Эрролом по обвинению в краже запасных частей для починки мотоцикла своего мужа, который сверзился с городского хайвея в состоянии полного опьянения. Не слишком удачный материал для защиты и продолжения карьеры. Если даже факты их не погубят, это сделают комментарии Ларио из зала. Открыв глаза, она увидела пришедшего к ним Ларио, уже вплетавшего в их кражу свой взгляд на мир.
— Этот подлец, что торгует запчастями, — грабитель. Мы всего-навсего перераспределили их на основе необходимости. Как если бы мы были в данном случае неимущими…
— Старые песни, — сказала Алисон, но в ее голосе слышалось веселье. — По крайней мере, сидеть будем все вместе. — Она отбросила покрывало, чтобы финки в последний раз взглянули на великолепный Могучий Мотор. «Иногда, — подумала Алисон, — цель оправдывает средства».
— Тогда увидимся.
Финки вышли наружу и обменялись последним «ура». Грохот девяти мотоциклов всколыхнул тишину улицы, и спасители Могучего Мотора удалились в жемчужный свет нового утра.
10
Алисон перешагнула через бутылки от шампанского, рок-н-ролльные пластинки, пустые бокалы и полные пепельницы. Голова раскалывалась, даже когда она просто брала телефонную трубку. Ларио все еще храпел. 352–51–17. Реанимация.
«Приходить сегодня нет смысла, миссис О'Холиген. Я сделала ему большую дозу обезболивающих. Боль целебная, но плохо переносимая. Лучше, чтобы он ничего сейчас не чувствовал. Право же, он даже не будет знать, что вы пришли».
В тот день Дэниела перевели на сильнодействующие лекарства, и целую неделю он то нырял в бессознание, то выплывал из него на свирепом коктейле обезболивающих. Дикие демоны гнали его на край безумия; Дэниел внезапно пробуждался от стального дождя, который проливался в пропитанную потом койку и до смерти выстуживал ее, пока он призывал следующую иглу поскорее приблизиться к его руке и принести сначала теплое забытье, а потом новые ужасы.
В бреду он снова и снова произносил имя сэра Берсилака, и на третий день, как раз когда его собиралась проткнуть опускающаяся железная решетка, появился Зеленый Рыцарь на огромной зеленой лошади и на всем скаку подхватил его. Они промчались по подъемному мосту, отсекая Мортибусом головы поднявшейся на дыбы гидры, готовой исторгнуть на них свой яд.
Наконец остановились на лесной поляне, и Дэниел впервые за много дней ощутил покой.
— Слава Богу, ты нашел меня! — выдохнул он, сползая с огромной зеленой лошади.
— Клянусь Гробом Господним, — воскликнул сэр Берсилак, — это приключение превосходит все другие! Теперь скажи мне, что с нами случилось?
— Я повздорил с женой. Она меня бросила. Я разбил мотоцикл. Ты был в спидометре. Прости. Я был пьян.
— Она тебя бросила? — Зеленый Рыцарь старался не показать этого, но скрыть ревностное предвкушение вновь обретенной доли Дэниелова времени и внимания было невозможно.
— Прости, Дэниел, но, кажется, в аварии мы ничуть не пострадали. Кнутсен слегка потрясен, но он всегда такой. — Я избежал травм, де Фюри тоже.
— Монах де Фюри? Автор «Ignis Fatuus»?
— Разумеется. С тех пор как мы виделись в последний раз, я побывал с армией короля Эдуарда во Франции и там при самых диковинных обстоятельствах наткнулся на Креспена де Фюри. Вроде как самозваный мудрец. Физик-экспериментатор, свет, процесс горения… всякое такое. Горит желанием с тобой познакомиться.
— Почему?
— Потому что ты живешь в серийном времени.
— Что это значит?
— Не имею понятия. Я просто повторяю его слова в надежде, что крупицы его учености пристанут и ко мне. Де Фюри продолжает работать над той штукой, которую сожрал лондонский пожар, и в настоящий момент одержим какой-то тайной сложностью, из-за чего часами наблюдает за луной, измеряет тени и подбрасывает в воздух тяжелые шары. К его величайшему расстройству, он никак не может обрести некое мистическое знание и питает надежду, что ты, со своего насеста в будущем, поможешь ему. Эксплуатировать тебя он будет нещадно, но в целом парень что надо.
— А когда мы встретимся?
— Не раньше чем ты поправишься. Встретить Креспена, вынести Креспена — дело не для слабых. Я бы и не мечтал… — Сэр Берсилак замешкался и вперился в темные деревья позади Дэниела. — Дэниел, кто-то идет. Копье! Ах, какая пышечка, вся в белом и в крахмальном чепце. Она несет серебряное копье. Осторожно, Дэниел! Твоя рука! Твоя рука! — Зеленый Рыцарь и лошадь поплыли и исчезли.
Спустя секунду или год сэр Берсилак вновь проступил из полуночного тумана морфия и улыбнулся Дэниелу. В руках у рыцаря был букет лесных цветов: одуванчики, бузина, шиповник, мать-и-мачеха, мята, дикая сирень, лесная мальва… Он опустил цветы у подушки и отступил назад, после чего материализовался Туд Кнутсен с последним номером «Медиевиста», который он положил рядом с цветами. «Прямо со льда печатни, Дэниел». Скандинавский юмор.
Воцарилась неловкая пауза, рыцарь и Кнутсен беспомощно смотрели друг на друга, а потом, словно глупости, которую они делают, избежать было невозможно, принялись без малейшего энтузиазма хлопать в унисон. Через несколько мгновений появился какой-то старик. В одной руке он держал коробку шоколадных конфет, другую поднял вверх, чтобы утихомирить аплодисменты, хотя рыцарь и ученый уже не хлопали.
— Меня зовут, — старик выдержал паузу, — Креспен де Фюри. Я ученый, правдоискатель, мудрец и оптик.
— Почитаю за честь с вами познакомиться.
— Само собой разумеется, — высокомерно отметил де Фюри. — Он открыл коробку, достал одну конфету и снова закрыл крышку. — Кнутсен и Берсилак говорят, ты знаешь «Ignis Fatuus»?
— Только то, что прочел в журнале.
— Ты понимаешь, что значит «Ignis Fatuus»?
Дэниел порылся в остатках своей латыни.
— «Глупое пламя»?
— «Безумный огонь» — так лучше. В своей книге я опровергаю большую часть принципов и доктрин, описывающих поведение света. После ее появления я потратил столетия и многие последующие воспламенения, дабы сменить устаревшие законы на новые. На универсальные и бессмертные принципы науки, космологии и даже морали.
— Немалое достижение, — сказал Дэниел.
— Немалое достижение? Способен ли ты на что-нибудь, кроме банальности?
— Креспен, Дэниел плохо себя чувствует, — разволновался Зеленый Рыцарь.
— И чья же в этом вина?
— Частично моя, — признался Туд Кнутсен, заговоривший после прибытия Креспена впервые, — я насмехался над ним из зеркала и провоцировал на опасное поведение. В обычном состоянии он вполне уравновешенный человек.
Обдумывая слова Туда Кнутсена, Креспен угостился еще одной конфетой; кажется, его удалось уговорить.
