— Возможно, он обладает необходимыми нам качествами. Ну что ж, — он повернулся к Дэниелу, — ты из конца двадцатого века?
— Да.
— Попозже бы немного, но… мудрый пользуется тем, что у него под рукой. Когда тебе станет лучше, я поговорю с тобой серьезнее.
Целый час до этого Дэниел метался по койке от кроваво-костлявых исчадий и адских фурий и теперь не желал думать о будущем.
— Мне не будет лучше. Я ничего не хочу. Я хочу умереть.
Заинтересованная бровь приподняла старый морщинистый лоб.
— Жизнь чертовски бессмысленна, — добавил Дэниел.
— Почему, позволь спросить? — На лице Креспена было такое выражение, словно он собирался выслушать промолчавшего всю жизнь идиота.
Дэниела это обескуражило, но все-таки он сумел закончить свою речь.
— Все свои молодые годы мы проводим в заботе о грядущих годах, а когда они приходят, оплакиваем то, что не сделали в молодости и не можем сделать сейчас по причине своей немощи, маразма и смерти.
Креспен воспринял слова Дэниела с заметным восторгом.
— О да! Ты можешь мне пригодиться. Ты сам все это придумал?
Дэниел был уязвлен.
— Я не плагиатор.
— В таком случае отлично! С одной крохотной, но немаловажной поправкой. Жизнь не бессмысленна, а смехотворна. Чувствуешь разницу? Жизнь — совершеннейшая нелепость, что бы с тобой ни было: сидишь ли ты в тюрьме, на троне или морковкой в грядке. Нелепость и несообразность! Самое главное — это понять. Ну а теперь отдыхай, вернемся к этому в следующий раз.
Креспен пропал, но нередко возвращался в Дэниеловы умиротворенные лекарствами сумерки, иногда с Кнутсеном и Зеленым Рыцарем, чтобы отговорить его от смерти и убедить в том, что горе и отчаяние можно окружить и подавить. Дэниел подпал под влияние старика и, когда тот появлялся, зачастую оказывался в самом жалком состоянии.
— Я не могу, Креспен. После нашей последней встречи, я проанализировал всю свою жизнь и пришел к выводу, что не желаю ее продолжать. Невзирая на все твои ловкие доводы, я хочу поскорее расстаться с этим призраком, так что можешь удалиться.
— Расстаться с призраком? Как тебе будет угодно, но думал ли ты когда-нибудь о теории вероятности?
— О чем?
— Один шанс из двух, что загробная жизнь существует, и один шанс из двух, что она лучше, чем эта. Точно так же один шанс из двух, что тебя туда допустят. Таким образом, вероятность того, что ты получишь удовольствие от следующей жизни, которая окажется лучше настоящей, — один к восьми. Я бы не рисковал.
— Я бы тоже, — присоединил свое мнение Зеленый Рыцарь.
— Но ведь существует уйма вещей, которые сделают меня несчастным, когда я обрету сознание и здоровье и опять окажусь в этом мире. У меня больше нет жены, да и друзей у меня так мало по сравнению со всевозможными сволочами, лгунами и предателями…
— Дэниел! — обиделся сэр Берсилак, — а как же наши приключения? С тех пор как мы раскололи на скачущей лошади того глупого монашка, мы ведь еще столько ужасной кривды вместе выправили! Не волнуйся о сволочах и предателях. Я не зарубил ни одного лгуна, но скор на расправу с предателями, — и он замахал над головой своим боевым топором Мортибусом все быстрее и быстрее, так что тот загудел в воздухе. Дэниел понял, что Зеленый Рыцарь — человек не очень сообразительный, зато отличный союзник и опасный противник.
— Ну хорошо, я подожду несколько дней и посмотрю, как буду себя чувствовать.
— Отличный парень, — сказал только что прибывший Кнутсен. Когда он приходил вместе со всеми, он проводил время в основном за курением трубки и выглядел непроницаемо нордическим. Кнутсен был одет в меха и так сильно напоминал арктического охотника, что, похоже, с этим смирился: эскимосское создание, которое ходит как медведь и питается кусочками сала.
— Но даже если я соглашусь пожить еще немного, — настаивал Дэниел, — где я возьму мораль, закон, видение правильного пути? Что, короче говоря, я буду делать?
Креспен изобразил вкрадчивую улыбку, и Дэниел понял, что он ждал этого вопроса.
— Прежде всего я угощу тебя историей моей жизни, а потом ты займешься пропагандой и распространением тех великих исследований, в которых я истощил свои дни. В этом и заключается твоя благородная миссия — вернуть человечеству утраченный в огне пожара изумительный «Ignis Fatuus», а вместе с ним глубочайшие новые законы, позволяющие управлять всеми существующими стихиями.
Дэниел поразмыслил над сказанным. Есть дела и похуже. Возможно, это сохранит его разум. Реконструировать «Ignis Fatuus»? Почему бы и нет?
— Ты станешь известен в академических кругах, — заметил Туд Кнутсен, — я побеспокоюсь об этом.
Интерес Дэниела усилился.
— Книга лежала двести лет до того, как сгорела, почему же никто не побеспокоился ее прочитать?
Креспен де Фюри был явно раздражен.
— Как можно быть таким грубияном? Я пришел с Кнутсеном и рыцарем спасти тебя от твоих сантиментов, взбодрить, и что же в ответ? Ты стенаешь и строишь подлые предположения о качестве моего труда.
Кнутсен и сэр Берсилак подавили смешки.
— Заткнитесь, — вскинулся на них старик и уставился на Дэниела. — Так собираешься ты присоединиться к моим усилиям или нет?
— Полагаю, что да.
— В таком случае ты обязан выслушать историю моей жизни, ибо единственная вещь, которую я пока открыл, — это кто я есть, а для того, чтобы что-то знать, необходимо знать что-то другое.
— Очень интересная история, — пришел в восторг Зеленый Рыцарь, — тебе понравится, Дэниел, обещаю. Там и про меня есть!
— В самом конце, — сказал Креспен, бросив строгий взгляд на возбужденного рыцаря. — Теперь всем тихо: я начинаю. Узнаем все по частям. Сегодня я расскажу историю моего детства в Саке, раннее использование разрушительных машин, мой крестовый поход против распутства и расточительности и про то, как я был спасен от костра инквизиции и оказался в лагере Филиппа Валуа, спасителя Франции.
И рассказал. А когда кончил свой рассказ, врачи отменили Дэниелу уколы — и чары морфия рассеялись, а вместе с ними Кнутсен, Зеленый Рыцарь и Креспен де Фюри.
В полном сознании, на больничной койке, Дэниел обнаружил, что демоны тоже исчезли, и избавление от них привело его к мысли, что Креспен де Фюри был порождением кьянти и морфия. Мирный сон подтвердил эту мысль, теперь вокруг было так много всего, привлекавшего его внимание. Алисон, Ларио и Эмили приходили каждый день. Авария произвела катарсический эффект на их отношения с Алисон, а подлинная и нежная забота Ларио о Дэниеле обескуражила его и обезоружила.
Заскочила парочка коллег из университета, Перкис и Мандельброт, выведать, насколько вероятно возвращение Дэниела к преподавательской работе. Когда Дэниел дал им понять, что будет здоров к началу следующего семестра, они утешились тем, что набросились на его фрукты и конфеты, отпуская завистливые ремарки по поводу разницы в их положении, и ретировались на полуслове при приближении служащего Армии спасения с кружкой для пожертвований.
