Когда я повисаю на его шее, как и грозился, Стефан констатирует хладнокровным тоном ученого, только что завершившего умеренно интересный эксперимент:
– Уже не в первый раз замечаю, что чем больше ты рад, тем меньше весишь. А сейчас, по моим ощущениям, максимум граммов двести. Любопытный эффект, – и внезапно с не то чтобы вовсе ему не присущей, но не слишком часто проявляющейся сердечностью, добавляет: – Все-таки охренеть как здорово, что ты у нас есть.
Я сегодня тоже на диво покладистый, поэтому соглашаюсь:
– Да, я у вас вполне ничего.
А сам тем временем уже прикидываю, какой дорогой пойду, когда отсюда смотаюсь, причем чем скорее, тем лучше, надо ловить момент. Я и так-то, прямо скажем, небезнадежен, а в настолько приподнятом настроении натурально горы могу свернуть.
Первым делом надо будет пройтись по улице Швенто Двасес, благо она совсем рядом – неторопливо, вдумчиво, чтобы закрепить эффект. Там есть один совершенно восхитительный Путь, пару раз в моем присутствии открывался, и я чуть не плакал, что Стефан не соглашается оставить его нараспашку хотя бы на несколько дней.
Потом – обязательная программа, огромный проходной двор между Субачюс и Швенто Казимиро, у меня на него давно руки чешутся, если открою там старый, всеми забытый Путь с первой попытки, буду большой молодец; оттуда можно сразу спуститься по лестнице, то есть, по улице Онос Шимайтес вниз, к реке, это просто отличная лестница, давно на нее облизываюсь, а она – на меня, сколько раз там ходил, столько раз Путь открывался, а теперь наконец-то можно открыть его навсегда. Еще неплохо бы за компанию отпереть маленький мост через Вильняле, который напротив рынка Тимо, но это уже не мне, а реке решать, в подобных вопросах последнее слово всегда за ней.
В самом Ужуписе тоже найдется чем заняться: район туристический, модный – именно то, что мне надо, а открытый Путь там пока что всего один, через проход Йоно Меко; все остальные, можно сказать, непаханая целина. А дальше… ладно, дальше – по обстоятельствам. То есть куда сердце прикажет, а левая пятка пожелает свернуть.
Тони, снова Тони и кто-то еще
Тони идет по городу. Этот город он узнал сразу же, в первый момент – Барселона. Она, прекрасная, самое ее сердце, центр.
Никогда прежде здесь не был, зато фотографии в свое время тысячами смотрел. Давно мечтал сюда съездить, да все как-то не складывалось: то денег не хватало на путешествия, то слишком много работы, а теперь – все, никуда не уедешь, сиди дома не гуляй.
Не то чтобы отлучки из города запрещены какими-нибудь специальными правилами. Жизнь Смотрителя маяка в этом смысле штука довольно простая: никаких правил нет, а если и есть, никто их не знает, живешь себе и живешь, как получится. А получается в общем отлично, сам при всем желании лучше не выдумал бы. Однако при этом настолько не хочется никуда уезжать, что поневоле гонишь из головы былые мечты о далеких прекрасных землях, говоришь себе: да ладно, еще успею, накатаюсь потом, когда-нибудь позже, а пока – ну слушай, какие, к чертям собачьим, могут быть путешествия, если мне кафе не на кого оставить даже на какие-то несчастные пару дней. А закрываться надолго – не дело. Нельзя закрываться надолго, когда ты – источник радости и покоя, единственная тихая гавань для стольких лю… разнообразных существ.
Как они все без меня обойдутся? То-то и оно, что никак, – думает Тони, пока идет по восхитительной Барселоне, городу своей мечты, мимо баров и галерей Борна
[22] в сторону Барселонеты
[23] – там море, бесконечные опустевшие к ночи пляжи, а к морю его тянет, как магнитом. Маякам трудно подолгу обходиться без моря. И не только маякам, вообще всем людям трудно обходиться без моря, включая тех, кто об этом не знает; собственно, начиная с них, – думает Тони Куртейн, закрывая лицо руками, чтобы не видеть ничего, кроме темноты чужого далекого города, освещенного бледными кляксами окон и блуждающими огоньками уличных фонарей.
Он сейчас слишком счастлив и слишком устал, чтобы быть счастливым, поэтому сел прямо на пол в коридоре, где его окончательно накрыла эта прогулка, оглушила, уволокла, и сидит там, раскачиваясь вперед и назад, как огромный нелепый маятник, одновременно шагает по ночной Барселоне, смотрит по сторонам, думает: боже мой, что за город! Такой красивый, такой отчаянный, полный страстной любви к жизни и неутолимой печали о том, что она прошла – в точности, как Элливаль, построенный вдали от Границы, на краю Лиловой пустыни, на берегу Соленого моря, где мертвые не исчезают бесследно, их призраки остаются навечно бродить среди живых. Сперва живые были только рады: можно больше не расставаться с любимыми после смерти, местные знахари изобрели великое множество способов их обнимать, а в барах стали подавать специальные напитки для призраков, вернее, благовония с запахами крепких напитков, способные радовать мертвых и даже слегка опьянять. Но с годами число умерших множилось, призраков в городе стало в сотни раз больше, чем живых, и тогда Элливаль окутала сладкая, выматывающая душу меланхолия, похожая на вечную неразличимую ухом тягучую песню под вечным неощутимым телом холодным осенним дождем. Многие специально ездят в Элливаль ради этого особого настроения, особенно музыканты, поэты и просто романтически настроенная молодежь, но даже думать не хочется о том, каково постоянно там жить; по крайней мере, он сам в свое время три дня еле выдержал, а сейчас, пожалуй, вовсе не стал бы туда возвращаться, даже если бы мог так надолго оставить маяк.
Наверное, зря не стал бы, – думает Тони Куртейн, пока его темноглазый двойник, пошатываясь от напряжения и избытка чувств, идет мимо храма Санта-Мария-дель-Мар. – В таких местах, как Элливаль и этот прекрасный веселый печальный город Другой Стороны, сердце учится тосковать по ушедшей жизни, оставаясь при этом живым. Да чему только не учатся наши сердца, пока мы бродим, как малахольные по незнакомым чужим городам, которые знают, что мы здесь ненадолго, проездом, и открывают нам тайны, запретные – потому что совершенно невыносимые – для своих. Жаль, путешествий мне в обозримое время больше не светит: как я оставлю маяк? С другой стороны, и так, получается, можно путешествовать. К счастью, можно и так.
И так можно путешествовать, – думает Тони, сидя на табурете в уютном кухонном полумраке, при свете газовой конфорки, на которой варится кофе, и закрепленного над плитой маленького фонаря.
– И так можно путешествовать, – говорит Тони вслух. – Есть некоторые неудобства, достопримечательности особо не посмотришь и сувениров точно не купишь, зато какая экономия на билетах с гостиницей, оцени!
