Особое место в иерархии любого модного дома занимали манекенщицы, хотя, казалось бы, ничего особенного они не делали и только представляли платья. Впрочем, в то время манекенщицы соединяли профессии собственно модели и продавщицы: они не только показывали наряд, но и должны были убедить клиентку приобрести его. Проработав некоторое время в мире моды, Наташа узнала, что, оказывается, есть не только манекенщицы, работающие в том или ином доме, но и такие, которые выходят в предназначенных для рекламы вещах в свет, посещают в них скачки и разъезжают по курортам. Также выяснилось, что якобы случайные снимки красавиц на скачках, одетых в наряды той или иной фирмы, на самом деле оговорены заранее, и фотографы не будут просто так никого снимать.
Нося манекенщицам почту, выполняя их мелкие поручения и постоянно находясь вблизи них, Наташа в конце концов вынуждена была прийти к неутешительным выводам. Большинство разговоров в этой среде сводилось к двум темам: где можно подцепить мужика, желательно богатого, и кому сколько платят. Денежная тема обсуждалась многократно и со всех точек зрения, но даже она пасовала перед сексом. Кто с кем спит, или спал, или только собирается спать, оказывалось неисчерпаемым источником для разговоров. Уровень откровенности бывал таков, что от него уши вяли. Иные манекенщицы уже были замужем и считались вполне добропорядочными женами, но и эти добропорядочные нередко несли такое, отчего Наташа начинала чувствовать мучительную неловкость. Она стала понимать одну из манекенщиц, обладательницу настоящего русского графского титула, которая предпочитала держаться в стороне от остальных и не снисходила до общения с ними. Ее считали заносчивой, а между тем тут явно была не только заносчивость, но и нежелание запачкаться.
«Как они просто обо всем рассуждают! Связаться с тем или с этим, потому что у него много денег или он знаменит, – думала Наташа. – А я точно знаю, что смогу быть только с тем, кого полюблю».
Те небольшие деньги, которые она получала, все же помогли ей одеться, обуться и обзавестись кое-какой косметикой. Совсем уж дрянная еда вроде бульонных кубиков для бедных тоже осталась в прошлом. Но Наташа чувствовала, что проживает не полноценную жизнь, а только краешек жизни, что это полусуществование без всяких перспектив, как будто стоишь на одной ноге на очень маленьком пятачке и не можешь никуда двинуться.
– Мармелад, не вертись! Ой, какие у тебя колтуны… Ужас!
Кот Альфонс уже успел утратить свое изначальное имя и получил новую кличку – Мармелад – после того, как съел мармелад, который Николай купил Наташе на день рождения. Аркадий Александрович всерьез воспринял слова сестры о том, чтобы встречаться со своими знакомыми вне дома, и теперь большую часть дня пропадал в разных местах, из-за чего заботы о коте легли на плечи Наташи. Мармелад стал ей настоящим другом – она говорила с ним, изливала ему душу, а кот слушал и смотрел на нее своими мудрыми зелеными глазами. И, разумеется, никогда ей не возражал.
– Надо тебя подстричь, – решила Наташа, увидев колтуны. Но кот, заметив, что она берется за ножницы, запаниковал и вмиг взлетел на шкаф. Спуститься он согласился только после того, как Наташа убрала ножницы на место.
«Делать нечего, придется нести его к Петру Ивановичу», – подумала Наташа. Петр Иванович был когда-то помещиком Таврической губернии, а ныне работал в Париже собачьим и кошачьим парикмахером. Животные его обожали, как, впрочем, и он их.
Однако Петр Иванович уже давно перебрался с авеню Клиши поближе к центру, и от Наташиного места работы до него было лишь десять минут пешего хода.
«Возьму Мармелада с собой, отнесу его к Петру Ивановичу, попрошу разрешения оставить там и пойду на работу… А вечером заберу».
Однако через полчаса после того как Наташа явилась на работу, в дом моды позвонили и попросили ее к телефону.
– Все плохо, – сказал взволнованный Петр Иванович, – я выстриг колтуны, но он плачет и не понимает, что происходит. Он думает, что ты его бросила. Пожалуйста, забери его немедленно.
– Наташа! – закричала Нина Сергеевна с другого конца зала. – Тут три платья, отвези их на съемку… И хватит болтать по телефону со своими поклонниками!
Покраснев, Наташа повесила трубку и подошла к немолодой даме, которая, судя по поджатым губам, сегодня была особенно не в духе. Впрочем, у Нины Сергеевны бывало только два настроения: кислое и очень кислое.
– Вот тебе деньги на такси. Платья дорогие, помни! Впрочем, ты всегда аккуратна, это я на всякий случай говорю. Адрес студии не забыла? Очень хорошо!
Забрав платья, Наташа бегом поспешила к Петру Ивановичу. Она хотела объяснить ему ситуацию, но, завидев ее, Мармелад бросился к ней и стал так жалобно мяукать, что она сдалась.
– Иди сюда… Сейчас я отвезу платья, потом мы быстренько съездим домой, и я тебя там оставлю. Скажу, что меня в студии задержали…
Одной рукой прижимая к себе кота, а в другой неся три тяжелых платья в чехлах, Наташа отправилась искать такси, которое нашлось не сразу, потому что не все водители согласны брать пассажиров с животными. Когда такси привезло ее к серому зданию студии, Наташа расплатилась, захватила платья и Мармелада и побежала внутрь.
Одни уверяли, что раньше здесь был самолетный ангар, другие – что гараж для военных машин. Внутри здание было разделено на сегменты, в каждом из которых фотографы производили съемку. По полу, извиваясь, как змеи, ползли толстые кабели юпитеров, в помещениях стояли черные камеры и разнокалиберные отражатели, ассистенты по реквизиту несли столики и ширмы, использовавшиеся при съемке.
– Я к мсье Фери, – сказала Наташа консьержу, который скучал возле входа.
– Он сегодня не снимает.
Наташа изумилась.
– Я от графини… Мне сказали, что будет съемка для журнала…
– А, так это не Фери, а новый фотограф, Ноэль. Он в девятой. Проходите.
В девятой секции рабочие под сосредоточенным взглядом незнакомого Наташе худого брюнета с безупречным пробором перетаскивали декорации. Мармелад, впервые попавший в подобную обстановку, с любопытством озирался. Брюнет обернулся и вопросительно покосился на Наташу.
– Добрый день, месье! Вы снимаете портфолио для журнала? Я привезла три наряда от графини Берг, как и было условлено.
– А, да, платья, – произнес брюнет таким тоном, словно видел уже тысячи самых разных платьев, и они успели ему порядком надоесть. – Как вас зовут, мадемуазель?
– Наташа… то есть Натали.
– Вы русская?
– Да.
– Очень приятно, – сказал брюнет, переходя на русский язык. – Меня зовут Григорий Федорович Голенищев, он же Ноэль, и я фотограф. Почему Ноэль – понятия не имею, меня так окрестили в журнале, потому что Голенищев… ну, словом, сложно для французов. Это ваш кот?
– Да, – подтвердила Наташа. – Это Мармелад.
– А он спокойный? Вы сможете его удержать, ну, допустим, минуту? Вообще – вы хотите сняться для журнала?
