– Мадам! Вы самая замечательная женщина на свете!
Если бы у Буало хватило духу, он не поленился бы объявить мадам Биссон хоть первой красавицей земли; но совесть не позволила так беспардонно лгать.
Попрощавшись со своей собеседницей, Буало вызвал к себе Лебре и поручил ему все бросить и срочно навести справки, где именно возле заставы Отей находится кусок земли, на котором стоит гараж, принадлежащий графу.
– Теперь главное – получить ордер на обыск…
Но следователь Тардье выслушал комиссара со скептическим выражением лица и сказал:
– Нет, комиссар. Я сожалею, но – нет. Вы уже развили бурную деятельность, обыскали Булонский лес, нашли там… много чего, что совершенно не относится к делу.
– И пистолет! – сердито напомнил Буало.
– Который вам ничего не дал, простите.
– Сукин сын! – не выдержав, бросил комиссар в лицо Тардье. – Да поймите же, что машина должна быть именно в этом заброшенном гараже! Застава Отей! А если нам повезет, мы найдем и труп, и вещи Симоны…
– Гараж? Что за гараж? Что именно вы имеете в виду, комиссар?
Обернувшись, Буало увидел Раймонду в черном траурном платье. Устав выслушивать по телефону вежливые ничего не значащие ответы, она решила лично явиться во дворец правосудия, чтобы добиться от следователя внятного объяснения, на какой стадии находится расследование убийства ее мужа. Сначала она перепутала входы и попала в подъезд, в который ходили регистрироваться проститутки. Легко понять, что допущенная оплошность ничуть не улучшила и без того скверного настроения Раймонды.
– Простите, мадам, – заговорил Тардье, послав комиссару уничижительный взгляд. – Мсье Буало вбил себе в голову, что за убийством вашего мужа и… некоторых других лиц стоит ваш отец.
Раймонда открыла рот, и он так перекосился, что несколько мгновений Буало опасался, что ее хватит удар. Но когда она наконец заговорила, мужчины услышали вовсе не то, что ожидали.
– Я знала, я знала, что это он! – закричала она. – У него никогда не было такого виноватого выражения лица… Даже когда я была девочкой и он застрелил моего любимого пони, который сломал ногу! Даже когда…
Как и все недалекие истеричные люди, она долго копила обиды, чтобы в один прекрасный день вывалить их все, путаясь в подробностях и преувеличениях.
– Я знала, я знала, что это он! – то и дело повторяла она. – Я чувствовала… Он все пытался мне внушить, что без Мориса мне стало лучше, чем с ним… О боже мой!
Кто-то сунулся в кабинет, охнул и убежал. Раймонда вцепилась в локоть Буало.
– Чего вы хотите? Гараж? Возле заставы? Вам надо его осмотреть, да? Ну так я вам разрешаю! Я член семьи… Я имею право знать! Идемте!
– Да, мадам, конечно, – сказал Буало, осторожно освобождая руку. – Если позволите, я приглашу своих людей…
В полицейской машине было тесно, но никто из присутствующих не осмеливался жаловаться. Окраина Парижа под моросящим осенним дождем выглядела совсем непрезентабельно. Вдали виднелся шпиль какой-то церкви.
– Нотр-Дам д’Отей, должно быть, – проворчал кто-то из полицейских.
Раймонда отошла в сторону.
– Вы разрешаете открыть дверь, мадам? – спросил у нее Буало.
– Делайте что хотите, – ответила она и отвернулась.
Все чувствовали, что еще немного, и она раскается в своем желании им помочь. Лебре и Шапель начали взламывать дверь. Наконец она подалась. Внутри стояли две старые машины десятых годов, а неподалеку от них – серый «Рено».
– Номера сбиты, – констатировал Шапель. – Глядите-ка, да тут засохшая кровь! Похоже, именно эта машина раздавила доктора Гишара…
– А вот и лопата, – сказал Лебре, кивая на прислоненную к стене лопату с трещиной на ручке. – И два чемодана тоже здесь, с инициалами «Ф.Д.». Черт возьми, и велосипед! Вы были совершенно правы, комиссар…
Моро принюхался.
– Да тут не только чемоданы с велосипедом, – объявил он.
– Пусть фотограф сначала все здесь снимет, – распорядился Буало. – Прошу вас, месье…
Засверкала вспышка, разгоняя полумрак гаража, и Лебре, повинуясь указаниям Моро, принялся раскапывать землю у стены. Когда труп Симоны наполовину извлекли из могилы, Буало понял, что Раймонда, которая предпочла остаться снаружи, теперь стоит среди них. Выражение ее лица ему не понравилось, и он отвернулся.
– Что ж, – сказала дочь графа со смешком, – по крайней мере, он избавил меня от этой суки…
Потом она бурно зарыдала и захлебывалась слезами, пока ее не отвели в машину.
– Вы сами его арестуете? – спросил на следующее утро Буало начальник уголовной полиции, протягивая ордер на арест графа.
– Пусть едет Шапель с кем-нибудь из ребят, – ответил комиссар, забирая ордер. – Он хорошо смотрится на фотографиях.
Теперь, когда дело было практически закончено, он утратил к нему всякий интерес. Странно было вспоминать, что больше недели он жил только одной мыслью – найти того, кто убил Мориса де Фермона, и доказать его вину.
Однако уже через несколько часов ему довелось столкнуться с графом – комиссар спускался по лестнице дворца правосудия, а Шапель и Лебре вели арестованного на первый допрос. Безупречно одетый, с орхидеей в петлице, граф обращал на себя всеобщее внимание. Правила требовали, чтобы на нем были надеты наручники, но ему разрешили накинуть поверх цепи наручников плащ, чтобы они не так бросались в глаза.
Завидев Буало, граф Робер де Круассе остановился, поднял руки (плащ при этом сполз, обнажив цепь) и негромко похлопал.
– Браво, комиссар, – самым естественным тоном промолвил граф. – Я никогда в вас не сомневался.
Буало ощущал себя так, словно ни с того ни с сего оказался на театральной сцене. Со всех сторон к ним ринулись фотографы и стали слепить вспышками, а затем – затем фантастически красивая молодая женщина в норковой шубке прорвалась сквозь строй репортеров и бросилась к мужу.
– Я никогда тебя не оставлю! – прокричала она. – Мы наймем лучших адвокатов!
Вспышки полыхали одна за другой, запечатлевая встречу главного преступника Франции со своей супругой, репортеры мысленно прикидывали, в каких выражениях описать их встречу, и уже вооружились блокнотами, а Буало, которому наскучила вся эта шумиха, тихонько улизнул.
Он отправился к следователю, чтобы проговорить кое-какие детали. Тардье сухо поздоровался с ним и не протянул руки. Буало знал, что тот никогда не забудет ему слов «сукин сын», но комиссару на это было совершенно наплевать.
– Хорошеньких наворотили вы дел, – сказал следователь с кислой улыбкой. – Теперь друзья графа от нас не отстанут.
– Бросьте, Тардье, – усмехнулся Буало. – Как будто вы не знаете, что когда слетают такие люди, как граф де Круассе, сразу же выясняется, что у них было больше врагов, чем друзей.
