Единственной загвоздкой было то, что все пятеро участников Aerosmith уже два года были в завязке. А пятеро участников Guns N’ Roses даже не знали, что такое завязка. На что рассчитывал Алан Нивен, так это на то, что, по его словам, «большинство людей живут в смиренном страхе перед Дэвидом Геффеном». И что Тим Коллинз будет уступчив к предложениям и желаниям Дэвида Геффена и Эдди Розенблата. Он был очень уступчив. «Думаю, возможно, я был одним из немногих, кому нельзя было открыто отказать. Но, в любом случае, я пошел к Эдди и сказал, что мы должны попасть в это турне».
Нивен получил согласие. «Эдди смотрит на меня и говорит: «Ладно, парень. Я тебя услышал». При одном условии: никто из команды Guns N’ Roses, включая самих музыкантов, не должен пить или — прости, господи, — принимать наркотики в пределах видимости группы Aerosmith. Или, как Алан говорит об этом сейчас, мрачно усмехаясь: «Они нянчились с музыкантами Aerosmith как с детьми… установили специальные ограничения, кому можно и нельзя общаться с ними за кулисами. Что им можно пить… И при этом они взяли на разогрев Guns N’ Roses? — Он чуть не давится от смеха. — Черт, не могу в это поверить. Вы издеваетесь? Бедный Тим сидит там и думает: «Я держу их в завязке, и мне нужно брать с собой эту гребаную группу?» Но все равно соглашается».
Потом Нивен вспоминает кое-что, отчего начинает задыхаться от смеха. Чтобы поладить с Тимом и убедить его, что в турне все будет хорошо и что его ребята не испортят завязавших ребят Тима, Алан зовет его в… свой стрелковый клуб! «Я достаю свой «Магнум» 44-го калибра и говорю: «Попробуй. Тебе понравится». Он сделал из него один выстрел, положил револьвер и отошел назад на четыре шага. В итоге ему больше понравилось стрелять из моей «Беретты» 25-го калибра, которую я носил в кармане.». Алан решил специально не давать Тиму маленький пистолет и дать ему пострелять из большого. «Я кладу ему в руку «Магнум». Хочешь немного символизма? Собираешься спорить с нами? Мы долбаные Guns N’ Roses. — Он смеется. — Неудивительно, что люди говорили обо мне плохо. Должно быть, я был полным дерьмом».
Но, если Нивен думал, что проблемы закончились, то он жестоко ошибался. «Мы добились участия в турне Aerosmith, — продолжает он. — Все счастливы, кроме Акселя». Дата первого концерта в Чикаго приближалась, а Роуз заперся у себя в квартире и ни с кем не разговаривал. В отчаянии Нивен велел Иззи пойти и уговорить Акселя выйти. «Вытащи его оттуда. Все будет хорошо. Это будет крутой концерт». Парень сделал все, как просил менеджер, но Аксель его даже не пустил. Иззи сказал: «Он заперся в спальне и не подходит к двери». Алан спросил, можно ли как-то поговорить с сидящим в комнате Роузом, и Иззи ответил: «За окном растет гребаное дерево». Нивен взглянул на него и сказал: «Так лезь и разговаривай с ним!» Иззи уходит, залезает на дерево, и получается такая картина: Иззи висит на ветвях и кричит: «Пойдем, чувак, это же Aerosmith, будет круто. Пойдем. Мы все хотим на концерт». А Аксель такой: «ИДИ НА ХРЕН! Я НЕ ХОЧУ!» Так и было».
И что делать? Сидя в своем кабинете в окружении сотрудников и других участников группы, которые ждали его решения, Нивен стоял перед жестким выбором. Там были Дуг, Иззи и Стефани Фаннинг. Все болтали и «пытались понять, что за херня происходит». Нивен глубоко вздыхает. «У меня было правило. Когда Аксель кричит на меня, то я его не слушаю. Но когда он говорит мягко, тихо, то я становлюсь весь внимание и прислушиваюсь к нему. Потому что понимаю, что имею дело с центром его сознания.
По-моему, это было в среду. А первый концерт с Aerosmith должен был состояться в воскресенье вечером. На следующее утро я должен был отправить грузовики с оборудованием, если мы едем на концерт, и мы пытались понять, как поступить. Стефани заглянула в мой кабинет, вся бледная и очень напряженная. Она посмотрела на меня и сказала: «Аксель на линии». Я посмотрел на ее лицо и подумал: «Черт побери…» Взял трубку и этот мягкий голос произнес: «Нив, я… просто… не… могу. Отмени турне». Я сказал: «Хорошо, Экс», — и положил трубку».
Алан рассказал остальным, что сказал Аксель. Все уставились на него. «Я помолчал немного. И сказал: «Знаете, что? Я подписал контракт с пятью музыкантами. Пять человек поставили подпись на моем контракте. А не один. Остальные четверо хотят выступать. А тот, без кого мы не можем выйти на сцену, сообщает мне, что не может. Я не знаю, что делать». Откуда все берется, одному богу известно. Но я уставился в стол, а на нем лежат две красные игральные кости, которые уставились на меня…»
Нивен только что вернулся с концерта Great White в Лас-Вегасе. У него на столе лежали игральные кости из отеля «Аладдин», где остановились музыканты. Пока он сидел и размышлял, что делать с чертовым турне Aerosmith, то вспомнил классический роман Люка Райнхарта «Человек жребия», который прочел еще в юности в семидесятые. «Он считал, что все наши неврозы происходят из-за конфликта выбора. Вести себя как джентльмен или засунуть ей прямо в задницу? Если позволить костям решать за меня, я не буду чувствовать вину и нервничать из-за своего выбора».
Алан Нивен бросил кости. «Я сел пред всеми и начал: «Если выпадет…»». Он дал Акселю перевес. Если выпадет десять или меньше, нам конец. И я думаю, что это и правда конец. Если выпадет 11 или 12, мы все идем на концерт. И будем там. И, если он не появится, это его ответственность».
Выпало 11. «Я сказал: «Так тому и быть. Отправляйте грузовики. Отправляйте команду. Мы вылетаем. Мы едем на концерт. И поехали».
Они даже не прислали Акселю билеты на самолет в Чикаго. «Мы просто оставили ему сообщение и предупредили, что едем. Что мы будем там и будем готовы, а он может приехать, если захочет. Дело его».
Алан Нивен признается, что не имел ни малейшего понятия, блефует Аксель или нет. Стресс, по его словам, был огромный. Но Аксель приехал, утром в день концерта. Алан Нивен завтракал в отеле, когда услышал «дзынь-дзынь-дзынь» — как звенят украшения Акселя. «И тут вышагивает он, в шортах и двадцати килограммах украшений. Такой холодный. Такой сдержанный. Смотрит на меня, и, богом клянусь, если бы можно было убить взглядом, то я бы тотчас же испарился. Но он приехал».
Аксель не сказал ни слова, только пристально посмотрел на Нивена, а потом ушел в дальний угол зала и сел за стол, и к нему подсели еще пара человек. Затем он объявил, что не выйдет на сцену, если я буду здесь, и мне пришлось уйти.
Так что первые три недели концертов турне с Aerosmith Нивен пропустил. Потом он сохранит эти красные игральные кости в органическом стекле. Он все еще их хранит.
Как позднее вспоминал гитарист Aerosmith Джо Перри: «Guns N’ Roses были непохожи на других. Они гораздо глубже копнули к корням рок-н-ролла. Я слышал в их мелодиях многое от Aerosmith, а это значит, что было много музыки, которая была до нас. И помню, что немного завидовал, потому что они попали в самое яблочко… Отдельным острым ощущением было наблюдать, что еще вытворит Аксель».
Конечно, предполагаемый запрет на «плохое поведение» музыкантов распространялся только на сами концертные площадки, но, как рассказал мне тогда Слэш, «мы все равно это делаем, просто наливаем бухло в пластиковые стаканчики, чтобы оно выглядело как вода». Но однажды, когда он вернулся в гримерку после концерта и увидел, как вокалист Aerosmith сидит и изучает почти пустую бутылку «Джека Дэниелса» на столе, ему стало стыдно. «Стивен посмотрел на меня с какой-то жалостью и спросил: «Ты что, все это выпил перед тем, как выйти на сцену?» Мне даже пришлось спрятать вторую бутылку «Джека», которую я брал на сцену с собой».
