– Эх, старик, так в чем тут моя вина? – хохотнул цыган. – Драбовкиня правду сказала – бойся за свою главную ценность. Она же не сказала, какую ценность? Сам должен решать, что дороже. Да и не в платье я был, а в шали. Не наденет рома бабью одежду.
Видя, что Томас снова начинает закипать, я решил вмешаться:
– Кобылу белую ты обратно не вернешь. Померла она давным-давно, даже костей не сыщешь. Зато узнал, что Курдулу оговорили, а это дорогого стоит. Сколько лет-то прошло с тех пор?
Томас не ответил, только сурово запыхтел в бороду, как рассерженный ежик, и я перевел взгляд на Зарко.
– Да разве я все упомню? – усмехнулся цыган. – Может, сорок, может, и все пятьдесят. Кобыл с жеребцами помню. Разбуди ночью – скажу, как воровал, кому продал! А время – зачем мне его считать? Цыгане свои годы не считают.
– Пятьдесят с лишним лет минуло, – неожиданно сказал Томас. – Даже точнее скажу – пятьдесят два. Мы с Кур дул ой три года уж как женаты были.
– Получается, пятьдесят пять лет? – восхищенно проговорил я. – Это какая годовщина? Пятьдесят лет со дня свадьбы – золотая, а пятьдесят пять?
– Через пару месяцев будет, – буркнул смущенный Томас. – Фрейлейн Кэйтрин вычитала, что пятьдесят пять – изумрудная свадьба. Муж на свадьбу должен жене кольцо с изумрудами подарить. Мы тогда смеялись – у нас с Курдулой и обручальные-то кольца были из меди, в кузнице кованные, где уж нам изумрудные-то носить? Но фрейлейн пообещала, что, как только станет богатой, подарит нам каждому по кольцу.
– Ну, если Кэйтрин пообещала, то подарит, – кивнул я и вспомнил, что надо мной так и висит неисполненная обязанность – кольцо-то я не купил!
– Изумруд-то небось дорого стоит, – вздохнул старик.
– Еще бы, – хмыкнул цыган. – Чтобы кольцо с изумрудом купить, нужно коня продать, а то и не одного!
– Как это – коня продать? – испугался Томас. – Нет уж, тогда и кольца не надо. Прожили столько лет без изумрудов, так и еще сколько-нибудь проживем. В могилу с собой не возьмешь, а оставить некому.
– Зарко, не пугай старика, – пристрожил я цыгана. – А ты, Томас, его не слушай. За твоего Кургузого можно десять колец купить, а то и двадцать.
– А за гнедого? – хитренько поинтересовался цыган, но, узрев, как мы с Гневко одновременно повернули к нему голову, отскочил от нас на два корпуса.
Зря, между прочим. Никто бы его не стал обижать. Ну, если немножко… Гневко и так знает, что я его никому не продам, а уж мне-то такое и в голову бы не пришло. Не нашли еще столько изумрудов.
– Томас, ты не переживай, – сказал я. – В крайнем-то случае мы самого Зарко кому-нибудь продадим.
– Да кому он нужен? – сказал старик в сердцах. – Жилистый, старый. Если только на холодец кто возьмет. И шкуру с него содрать да перед ратушей выставить, чтобы другим конокрадам неповадно было.
– Шкуру лучше на барабан продать, – не обиделся цыган. – Шкура хорошая, ветрами да дождями дубленная. Сносу такому барабану не будет! А звук какой будет – вай мэ!
– И кто услышит – коней воровать пойдут, – заключил я под общий смех.
– Не сердись, Томас, – почти дружески сказал цыган. – Что было – то быльем поросло. Хочешь, вину свою искуплю? Как только домой вернемся, украду для тебя белую кобылу – точь-в-точь такую же, что свел у тебя, да прямо в конюшню тебе пригоню. Хочешь?
– Мне ворованного не надо! – гордо заявил конюх. – Мне хозяйских коней поручают!
– Так то, гаджо, хозяйские кони, а у тебя будет своя кобыла. Неужто свою собственную кобылу не хочешь?
Зарко ворковал, как змей-искуситель, соблазнивший нашу прародительницу. И вроде бы у него начало получаться, потому что Томас приобрел оч-чень задумчивый вид. А цыган, правильно оценив многозначное молчание старика, продолжал изливать ядовитый мед в его уши:
– Будет своя кобыла, будешь за ней ухаживать. Не за чужой, за своей! Своя кобыла будет, думай, старик!
– Так ведь хозяин не разрешит мне краденую кобылу в конюшню ставить, – робко, но с надеждой сказал Томас. – Верно, господин Артаке?
Эх, не зря говорят, что цыгане умеют в чужую душу влезть, не снимая сапог! Умеют находить потаенные мечты и желания, играть на них, как хороший музыкант на струнах! Зарко так быстро раскрыл мечту старика, что мне стало слегка досадно. Я с Томасом второй месяц знаком, но почему-то не догадался. Но все равно – нельзя потакать.
– Не разрешу, – строго сказал я. – Если в моей конюшне появится краденая кобыла – я ее вместе с конюхом выставлю!
– Го-и-гго! – подал голос Гневко. Мол, посмотреть надо, что за кобыла. Может, не стоит так сразу-то выставлять?
– Выставлю! – повторил я, непонятно для кого – то ли для конюха, то ли для любвеобильного жеребца. Посмотрев на сникшие морды, усмехнулся: – Ну, если кобыла хорошая, деньгами хозяину возмещу.
– Так, баро Артаке, если ты деньги вернешь, это будет не Томаса кобыла, а твоя, – хитренько улыбнулся цыган.
– Давайте-ка пока не будем загадывать, – попытался я пресечь далекоидущие планы двух стариков и одного жеребца. – Мы еще главное дело не сделали, а вы уже про каких-то кобыл, которых в глаза не видели.
– Не про каких-то, а про самых настоящих, с хвостом и с гривой, – возмутился цыган. – Знаю, где белых кобыл разводят, – у ростовщика конный завод есть. Для себя присмотрел, но для Томаса ничего не жаль!
– Уж не Мантиза ли? – заинтересовался я.
– Н-ну, может, и Мантиза, – почесал затылок цыган.
– Если у него, то можешь красть, – разрешил я, решив, что с ростовщиком я как-нибудь разберусь. – Но кобылу Томасу подаришь на изумрудную свадьбу.
Вроде бы разрядили обстановку. Томас успокоился, Зарко перестал сбивать нас с ритма, и мы втянулись в дорогу.
Десять миль для хорошего коня – пустяк, но зачем спешить? Пропал Йорген-младший пять лет назад, день-другой может и подождать. Мы двигались неспешно, на тихой рыси. Можно и на шаг перейти, но это было бы неуважением для гнедого. Томас дремал, Зарко беззвучно пел какую-то песню, а я размышлял. О своих спутниках – главное, чтобы не поубивали друг друга, о Кэйтрин. Старался не думать лишь о Шварцвальде и о том, что нас ждет впереди. По собственному опыту знал, что планы можно строить тогда, когда о противнике хоть что-то известно: месторасположение, численность войск, возможные пути наступления или отхода. Еще не вредно знать, кто командует, потому что тогда можно предугадать шаги противника. Если ничего не известно, пошлешь разведку. Сегодня я сам был скорее в роли разведчика, нежели в привычной для себя роли полковника, выдернутого из строя, чтобы помочь главнокомандующему составить план сражения.
Дорога – ухабы и колдобины. Оно и неудивительно, если этим трактом пользуются нечасто. Но ехать можно. Лес пока тоже опасений не вызывал – елки да осины.
Но через пару часов редколесье сменилось более плотным лесом, спустя еще час деревья встали так тесно, что между ними вряд ли бы кто-то протиснулся крупнее зайца. Кроны смыкались над головой, закрывая солнце, и казалось, что мы едем по горному ущелью, время от времени ныряя в тоннель.
