– А котик где? – встрепенулся я.
– В кибитке дрыхнет, – сообщил Зарко, после чего не преминул пожаловаться: – Всю дорогу спал, как не в себе. Папуша его кормить хотела – не жрет!
Я пошел к кибитке за меховым другом.
– Кис-кис… – начал я звать кота, но тот даже не отозвался. – Шоршик, зараза такая! Ты где болтаешься?
– Только что здесь был, – удивленно сказал Зарко. Не поленившись, залез в кибитку и принялся чем-то греметь. Не обнаружив, вылез и смущенно развел руками. – Нет кота, гулять ушел.
– Надеюсь, ты Курдуле не говорил, что Томас ранен? – поинтересовался я, ожидая, что Зарко опять начнет изворачиваться. Так оно и случилось.
– Какая Курдула? – начал было цыган, но, посмотрев, как я скривился, захлопал глазами. – Как ты узнал?
– Зарко, ты мне уже надоел, – начал я потихонечку закипать. – Кто тебе мог сказать, что я кобель? Только Курдула. Одна сорока у нас, других нет.
– Так, может, я с ней раньше встречался, тогда и узнал? Может, неделю назад, может, месяц.
Я оглянулся по сторонам – нет ли поблизости внучки, подошел к цыгану, взял за шиворот и с небольшого размаха приложил лбом к кибитке. Хотел посильнее, но в самый последний момент удержался – кибитка крепкая, лоб мог не выдержать.
– Ты что, баро, совсем спятил? – мрачно, но без обиды произнес цыган, вставая с земли. – У меня шишка будет или синяк.
– У тебя внучка лекарка, пусть лечит, – угрюмо сказал я, слегка досадуя, что не сдержался. – Я не железный. Сколько можно твое вранье слушать? Еще потерплю-потерплю и голову тебе оторву, никакая лекарка не приставит. Давай, Зарко, убирайся отсюда подобру-поздорову, и чем быстрее, тем лучше.
– Да не врал я тебе про Курдулу! – громким шепотом прокричал Зарко. – Мы со стряпухой давно знакомы. Она, когда молодая была, к бабке моей за снадобьями ходила – ребенка родить хотела. На все готова была, чтобы со стороны кто помог. Откуда бы я узнал, что Томас у румны полюбовников ловит?
Махнув рукой и чтобы еще раз не треснуть Зарко, я развернулся и пошел к ручью. Надо бы умыться, может, и успокоюсь. Но следом поперся цыган. Устроившись у воды, начал остужать рассеченный лоб и ворчать.
– Капитан, ты за Томаса обиделся? Так это когда и было? Или за кобеля?
Я заскрипел зубами. Ну неймется же вруну-говоруну! Захотелось взять старого конокрада за бестолковую голову, сунуть ее в воду и подержать там минутки три. Нет, все пять!
– Ну, виноват я, ездил в усадьбу, – начал цыган каяться. – Курдуле деньги отдал – два талера. Не вру, – испуганно попятился Зарко. – Шесть лошадей было, по талеру каждая, но продал в убыток, за четыре. А половина – это твоя доля. Если не отдал бы – век мне удачи не видеть. Сказал старухе, что ты мне их в долг давал. Удивилась, что возвращаю, но взяла. Ну, она и стала рассказывать, как ты по девкам блудливым шлялся, а невеста твоя молодая целыми днями плакала. Уходить хотел, меня старик этот остановил, кота подал. Вот и все. А как догадался, что вру?
Наверное, когда-нибудь я все-таки пришибу этого вруна. Но сейчас мне стало смешно, а глядя на разбитый лоб – чуточку стыдно.
– Как ты людям врать умудряешься, если врать не умеешь? Сам же в своем вранье запутался.
– Так все просто же! – радостно сообщил цыган. Утвердив шляпу на лоб, чтобы она закрывала ссадину, сказал: – Я людям вру, а они знают, что вру, но все равно верят. Любят гаджо, если ромалы им врут, доверчивые они. Ты один попался, на слово не веришь. Так как ты узнал, что я у Курдулы был?
– Ты мне про какого тут старичка плел? Домовой к тебе в кибитку пришел, в табор? Где это видано, чтобы брауни от своего дома далеко отходили?
– Так это брауни был? – состроил удивленную рожицу Зарко. – То-то я понял, что старичка этого слушаться надо. Ай да я! Не послушал бы брауни, мне бы удачи не было.
«Кар тебе в сумку, чтобы сухари не мялись!» – мысленно пожелал я конокраду. Но вслух говорить не стал, потому что так до сих пор не понял – почему пожелание пениса в сумке считается ругательством? Вслух же сказал:
– В общем, чтобы завтра ноги твоей здесь не было!
– Не гони меня, баро Артаке, – сложив руки на груди, сказал Зарко. – Если сам дедушка домовой приказал – не могу я тебя бросить. Удачи не будет, как жить стану? У меня, помимо Папуши, две правнучки на выданье. Кто их замуж возьмет, коли баро удачи не будет? Хочешь, поклянусь, что больше врать не буду?
– Тьфу ты, – не выдержал я. Опять ведь врет! И он знает, что я знаю, что врет он о том, что больше не станет врать… Точно, утоплю я когда-нибудь этого вруна. Дожил до старости, а ведет себя как подросток.
У костра между тем хозяйничала Папуша. Мурлыча себе под нос какую-то заунывную песню, девчонка закатывала в золу глиняные шары. Увидев меня и Зарко, заулыбалась и что-то затрещала.
– Говори, чтобы баро Артаке понял, – обреченно махнул рукой цыган.
– Я деду говорю – старому гаджо мяса поесть нужно, – пояснила Папуша. – Он крови потерял много, обязательно надо мяса поесть.
Я понял, что за блюдо печется. Посмотрел на Томаса – старик опять спал, – покачал головой. Если лекарка говорит – надо мяса поесть, – пусть поест. Вот я точно это мясо есть не стану!
Я принялся готовить себе кашу. Пока варил, глина стала как обожженный кирпич и Папуша начала разгребать золу, выкатывать шарики из костра, подталкивая их к деду.
– Проснись, старый, ужинать станем, – потряс Зарко раненого за здоровую руку.
– О, как пахнет-то вкусно! – сказал Томас, учуяв ароматные запахи. Втягивая в себя воздух, старик с шумом проглотил слюну. – Мяском свеженьким потянуло. Никак, кролика запекали?
Зарко раскалывал шарики, выковыривал их содержимое и раскладывал по широким листьям того же лопуха.
– Вот, старый, это тебе, – вручил цыган Томасу лопушок, как вручают королевское блюдо.
Томас принялся за еду, старательно смакуя и обсасывая каждую косточку. Покончив с одним лопушком, принялся за второй.
– Молодой кролик-то, нежный. Кости маленькие совсем – крольчонок, не иначе, – приговаривал Томас.
Зарко, поедая свежее мясо, только переглядывался с внучкой да иногда что-то с улыбкой ей говорил. Может, смеялся над Томасом или надо мной. К счастью, дед с внучкой не настаивали, чтобы и я насладился народным цыганским блюдом, и я, вдыхая изысканный аромат, молча давился подгоревшей пшенкой, которую перед варкой опять позабыл окатить крутым кипятком.
Томас наелся раньше других, улегся на спину и с довольным видом спросил:
– Кроликов как ловили? Силки ставили?
– Силки, – поспешил я ответить, показывая Зарко кулак. – Твоя врачевательница – она мастерица не только лечить, но и кормить. И ловить…
Ежиков, которых все дружно ели, ловить непросто. Они только выглядят медлительными, но бегать умеют. А девушка – молодец. Сбегала в лес всего-то на полчаса, наловила и приготовила.
