Некоторое время он рассматривал меня с каким-то нездоровым любопытством. Похолодев, я на всякий случай стал по стойке смирно и изобразил на лице почтительность.
– Коллеги, полюбуйтесь на него, – сказал Верховный. – Вы такого давно не видели. Смертный.
– Ну что ты будешь делать! – Учитель в расстроенных чувствах звонко похлопал себя по лысой макушке. – Пролез! А я, старый пень, и не заметил ничего!
– Я одного не могу понять: у нас что, где-то помазано веществом, именуемым медом?!
– Лезут и лезут, олухи! Небеса, чай, не резиновые!
– У вас, юноша, болезнь, именуемая манией величия! Вы что, богом себя вообразили?!
– Минуточку. – Верховный с достоинством поднял руку. – Попрошу тишины! Я думаю, смертный уже понял, что ему здесь не место.
– Я давно это понял, – сказал я. – Я домой хочу. У меня там кошка голодная и жена психует. И горячее пятно на обоях. Как бы квартира не сгорела!
– Похвально. Кстати, как вы сюда попали?
– Сам не понимаю, – сказал я. – Работал себе, никого не трогал…
– Характер работы?
– Блин… Как бы вам… Ладно, попробую. Я – ведущий разработчик компьютерных игр. Ну и вот, в одной из них я применил… как бы попроще?..
Присутствующие смотрели на меня, как на умалишенного.
– Блин! Да какая разница! – сказал я. – Все равно вы, похоже, ни слова не понимаете. Просто верните меня домой и не беспокойтесь: больше я к вам ни ногой. Клянусь!
– Откуда вы, юноша?
– Из Москвы.
– Пожалуйста, подробнее. Москва – это где?
– Где, где… – сказал я. – На Земле! Знать надо! Великая столица бывшей империи зла и Третий Рим! Десять миллионов жителей! Мегаполис!
– Нет, он все-таки придурок… – вздохнул Верховный. – Я начинаю уставать от его околесицы.
– Позвольте мне, – сказал Учитель. – Это даже любопытно. Итак, юноша, вы из Москвы. Москва… Это что? Город?
– Говорят, Москва – это большая деревня, – буркнул я.
– Ага, – покивал мне Учитель. – Большая деревня, понимаю. А железные птицы над ней не летают? Или железные стрекозы?
– Летают, – обрадовался я. – Еще как, бывает, летают, заразы! Не заснешь!
– Так. И еще один вопрос. Возможно, он покажется вам чересчур интимным. Заранее прошу прощения, но я ученый, и мне вы можете признаться смело. Скажите… А Земля – она какая? Круглая?
– Конечно круглая!
– Итак, я резюмирую, – сказал Учитель. – Игры. Контуперы…
– Компьютеры, – поправил я.
– А что, между ними есть разница?
– Не знаю…
– Не знаете – не перебивайте! Итак. Контуперы, империя зла, десять миллионов, железные птицы, круглая Земля и закон сохранения. Я ничего не перепутал?
– Вроде нет…
– Все ясно, – сказал Учитель Верховному, теряя ко мне всякий интерес. – Дикарь. Обожрался поганок галлюциногенных, ну и вознесся.
– Что же вы посоветуете?
– Верните его к контуперам, что еще с ним делать?
– Гм… Ну, если для опытов он вам не нужен…
– Нет, пожалуй, – сказал Учитель, брезгливо посмотрев на меня. – Слишком крупный экземпляр. Да и охламон какой-то. Как бы статистику не попортил…
– Будь по-вашему, – решил Верховный. В руках его, откуда ни возьмись, появился резной посох изумительной красоты, с набалдашником из красного сверкающего камня. – Чтобы больше я тебя не видел! – крикнул он, больно тыкнув меня в живот посохом. – Сгинь!
Глава 4
Бьорн Толстый. Душегубы
– Ленка, прекрати, – простонал я и получил очередную пощечину. Демоны меня того-этого, надо же было так набраться! До сих пор башка кружится. Я сделал над собой усилие и попытался разлепить глаза. Эх, поспать бы еще часика четыре, а потом поправиться, и можно будет жить…
В мутном тумане надо мной плавал огромный хлюпающий нос. Над носом нависал низкий каменный потолок. Потолок – это хорошо. Значит, куда-то я все-таки добрался…
– Вы оказались правы, граф, он действительно жив, – раздался надо мной скрипучий голос, – а мы думали, приятель, что ты того… Что тебя к нам для поднятия боевого духа и укрепления запаха дохлым подкинули.
Запах укреплять не требовалось – воняло просто неописуемо, я и забыл, что может так вонять. Здесь было все: от привнесенного лично мной перегара до годами не чищенного свинарника… Пошарив потной ладонью, я обнаружил под собой липкий каменный пол. До меня доносились голоса, отреагировать на которые я был пока не в состоянии.
– Да, досталось толстячку, – заметил скрипучий голос, не без удовольствия отмечая этот факт.
– Видать, сильно били, – сказал другой голос, на этот раз хорошо поставленный.
– Кто бы это мог быть? – пробасил третий.
– Один его знает, – ответил поставленный, – но, может быть, это Голубой Скальпель? Знаменитый карманник, по описаниям, тоже толст и плешив…
– Голубой Скальпель… – хлюпая, сказал скрипучий, – Голубой Скальпель давно покойник. Я знавал его и даже присутствовал при его смерти. Сильный был мужик. – Скрипучий жизнерадостно захихикал. – Главное, смотрит на меня эдак укоризненно и говорит: «Что же ты, приятель…» Что поделаешь, работа. Не правда ли, граф? И, кстати, какого демона вы строите свои дурацкие предположения, когда не знаете, о ком идет речь?
– Прошу прощения, – холодно заявил поставленный, – но у меня нет таких обширных знакомств, как у вас, Крыс.
– А вам чем-то не нравятся мои знакомства? – с издевкой спросил скрипучий.
– Они вам к лицу, – в поставленном голосе теперь слышался металл, – но я бы попросил оставить меня в покое! Я не Голубой Скальпель и другом вам быть не намерен!
– Бросьте, граф, Скальпель не был мне другом. И потом, – угрожающе посоветовал скрипучий, – берегите нервы, а то что-то вы чересчур расходились. Боюсь, как бы мне не пришлось вас самому успокоить…
Послышался шум, похоже, скрипучий встал со своего места.
– Удачи, – хмыкнул поставленный, – она вам понадобится. Мне почему-то кажется, что сейчас на свете станет одним мерзавцем меньше!
– А ну, сядьте оба! – гаркнул свирепо бас. – Не хватало еще, чтобы мы перебили друг друга! Поверьте, палач это сделает лучше!
– Типун тебе на язык, – сказал скрипучий, – впрочем, ты прав.
– Может быть, вы, Дик, и правы, – произнес поставленный, – но позвольте напомнить, что я не терплю, когда со мной разговаривают в приказном тоне.
– Я тоже! Лучше за своим тоном последите!
Пока длилась эта перебранка, я успел несколько оклематься. Попривыкнув к вони, справился с приступами рвоты, снова разлепил глаза и даже нашел в себе силы сесть, прислонившись к каменной стене. Огляделся.
