Как там дальше, блин? Кончалось вроде на «как один умрем»…
– Что это ты там бормочешь? Немедленно прекрати! – потребовал шаман.
– Прекратить?! – проорал я. – Как бы не так! Бом-бару чуфару, мать вашу, скорики-лорики! Я навлекаю на вас и ваших потомков до седьмого колена чуму, холеру, сифилис, клаустрофобию, импотенцию и внематочную беременность! Крибли-крабле-бумс, волки позорные!
Брошенный улепетывающими в панике контуперами, я бревном покатился по земле и уткнулся носом в какую-ту кочку, поросшую жесткой колючей травой.
– Ты ответишь за свои злодеяния! – раздался полный отчаяния окающий голос шамана, и я понял, что снова могу двигаться.
Я вскочил и затравленно огляделся. У старикана в руках больше не было любимого ударного инструмента и клока волос. Волосы, порхая, опускались на землю рядом с валяющимся бубном, зато теперь шаман держал жутких размеров тесак наподобие тех, что так популярны у мясников в московских гастрономах.
– Стоп! – сказал я, жестом руки останавливая подбирающегося ко мне мелкими шажками шамана.
Старикан застыл на месте. Занеся тесак над головой, он, судя по всему, приготовился дорого продать свою жизнь.
– Драки хочешь? – сказал я, извлекая из кармана распечатку. – Будет тебе драка! Где это у меня?
И я, невежливо показывая на шамана правой рукой, левой поднес к глазам распечатку и торжественно зачитал:
– «Коль сущеглуп ты и коварен, и преисполнен лютым злом, ты будешь мной сейчас поджарен… Ом!»
Над головой шамана появился сверкающий белый шар, который через секунду разорвался со страшным грохотом, опрокинув меня на землю.
Я тут же вскочил и взял распечатку на изготовку, приготовившись в случае чего отразить нападение, но в этом уже не было необходимости. Контуперов поблизости не наблюдалось, а стенающий шаман катался по траве, лишившись не только ножа, стекшего на землю струей расплавленного металла, но и копны волос, от которой остались лишь несколько волосинок на его закопченном черепе.
– Вот уж, воистину, лысый дурак! – сказал я шаману, который перестал стенать и сел, обхватив голову руками и украдкой подглядывая за мной сквозь пальцы. – Жду делегатов от племени. Будем заключать мирный договор. И без глупостей, а то я за себя не отвечаю. Всех убью, один останусь!
Шаман в ответ неразборчиво промычал (я понял так, что он согласен на перемирие). Плюнув в его сторону, я отправился к месту своего ночлега. Настроение было боевым. В таком настроении я обычно требовал немедленного повышения зарплаты, и даже скотина гендиректор не всегда находил мужество мне отказать… Я вернулся в сруб, с силой захлопнув за собой дверь. В срубе стояла приятная прохлада.
Решив, что если немедленно не покурю, то действительно выкину что-нибудь ужасное, я занялся табачной плантацией. Сорвав несколько листьев табака, разложил их на полу и попытался высушить все тем же «Лысым дураком». Вышло не очень. Листья наполовину сгорели, наполовину остались зелеными. Отодрав более-менее подходящие места, попробовал скрутить сигару. То безобразие, которое в итоге получилось, сигарой назвать было трудно. Я покрепче сжал руками рассыпающиеся листья и, вооружившись зажигалкой, попытался это безобразие раскурить. Самодельная сигара куриться отказывалась категорически и постоянно гасла. Мне так и не удалось как следует затянуться.
В довершение бед очень хотелось есть, но ничего предпринять по этому поводу я не успел – деликатно постучавшись, ко мне вошла заказанная мирная делегация контуперов. В ее состав входило пятеро дикарей. Обгорелого старикана среди них не было, возглавлял делегацию контупер, который приходил утром (тот, что без фингала). Он принарядился – распахнутая куртка позволяла рассмотреть висящее на груди ожерелье, состоящее из разнообразных зубов, в том числе и одного чудовищного, зазубренного по краям, двадцатисантиметрового клыка.
Решив, что сидя рассматривать почтительно стоящих передо мной дикарей не совсем вежливо, я бросил неудавшуюся табачную поделку и встал. Контуперы немедленно попадали ниц, растянувшись на земляном полу.
– Вы с ума сошли! – воскликнул я. – Что за церемонии, немедленно встаньте!
Ни один из дикарей даже не шелохнулся.
– Ребята, перестаньте, мне это не нравится, – сказал я, наклоняясь к одному из контуперов и потрепав его по плечу. – Я убежденный либерал и демократ. Встань, будь другом.
Реакции на мои слова не последовало.
– Ну ладно, ладно. Друзья, как я могу беседовать с вами, когда вы валяетесь на полу и молчите? Не злите меня, вставайте!
Мерзавцы продолжали молча нюхать пыль.
– Да встаньте же, блин! Невозможно же эдак общаться! Издеваетесь, что ли?
Один из дикарей заворочался, и я было обрадовался, но оказалось, что он просто устраивался поудобнее. Они сюда что, спать заявились? За идиота меня держат?!
– Нет, вы у меня встанете! – заорал я, набрасываясь на дикарей и пытаясь расшевелить валяющихся подлецов пинками. – Рота, подъем! Подорвались бегом! Последний, кто останется лежать, будет иметь дело со мной! Я вас всех научу родину любить!
– Больно же! – обиженно крикнул предводитель, откатываясь в сторону. – Ты сядь, мы и встанем!
– Ну, сел, – проворчал я, садясь на лавку. – Прошу прощения, не местный, ваших обычаев не знаю.
– Пусть не гневается Огненный чародей, – сказал предводитель, вскакивая и потирая ушибленные места, – и да не обратит он против народа контуперов своих чар.
– Ладно, ладно, – проворчал я, – не буду гневаться. Только хотелось бы, чтобы народ прекратил свои попытки поджарить меня или утопить!
– О, радость нам, контуперы, Огненный чародей не гневается. – Предводитель сделал какой-то знак своим спутникам.
– Мы пришли просить у могущественного о величайшей милости. Просить, чтобы снял с нас и всего нашего народа проклятие, что ты наложил, – хором забубнили дикари, видимо, приготовленный заранее текст…
– И еще о другой величайшей милости просим. Стань нашим покровителем вместо Касалана, да склюют ушуры его мерзкую плоть.
– И да будет дух его вечно гореть в волшебном огне, зажженном тобой, Великий! – с пафосом заключил предводитель.
– Что касается проклятия, то готов снять его прямо сейчас, – заверил я дикарей и проорал как можно истошнее: – Эне-бене-раба! Проклятие, сгинь!
Главарь и все остальные облегченно вздохнули.
– А вот насчет второго предложения надо подумать, – добавил я. – Касалан – это кто, шаман? Полчаса назад он вроде был жив-здоров, почему какие-то там ушуры должны клевать его мерзкую плоть?
– Касалан – тот, кто наводит ужас в ночи. Прежний Касалан пока жив, но связан и находится под надежной стражей. Если Великий хочет занять место Касалана, он должен будет съесть печень Касалана прежнего, и тогда сам Великий станет Касалан. Так завещал Один… Мы хотели бы провести церемонию вечером, если ты не возражаешь.
