– Не дергайтесь! – прикрикнул на меня граф. – Мы вас перевязать решили, пока вы храпите. Бинт присох, зараза, пришлось отдирать. Потерпите еще немного, друг мой, остались пустяки…
Собственно, дергаться я и не мог – у меня на груди сидел Крыс, а граф крепко держал раненую руку. Я повернул голову и посмотрел на рану. Демон меня того-этого, аккурат по татуировке рубанули… Рваный разрез, довольно длинный, затянутый тонкой болячкой, из-под которой сочилась сукровица. Останется безобразный шрам, минимум недели на три… Над раной граф держал небольшую склянку. Я знал, что там спирт, сам творил, и отвернулся. «Назло не буду орать!» – решил я, сжимая зубы. Граф плеснул из склянки, и я заорал.
– Трудно быть богом, – посочувствовал граф.
– Нечего было подставляться! – буркнул Крыс. – Повезло еще, что рана чистая.
– Долго я дрых? – спросил я, отдышавшись. – И что вообще происходит?
– Точно не знаю, – сказал граф, ловко пеленая поврежденную руку чистой тряпкой, – мы все тоже поспали. Думаю, часов десять… Кстати, вы болтали во сне. Точнее говоря, смачно ругались. Я кое-какие слова, для себя новые, запомнил и надеюсь потом расспросить вас поподробнее об их этимологии… Отпускайте его, Крыс, я закончил.
– Тебя, Бьорн, посланец за дверью дожидается, – слезая с меня и хлюпая, сообщил Крыс. – От твоего знакомого… ну от этого, лупоглазого, который к тебе обниматься лез. Мол, чтобы зашел к нему, как проспишься… Кто это, собственно, такой?
– Не знаю, – сказал я. – Я его один раз всего и встречал до этого. Далеко отсюда, еще на Небе… Тоже бог, разумеется. Зовут Энди.
– Богов-то развелось, – пробурчал Крыс, – плюнуть некуда! Я за всю жизнь ни единого не встречал, и на тебе – скопом поперли…
– Надо бы сходить, пообщаться с ним. Забавный парнишка. А где Маленький Дик?
– У Дика, как ни странно, нашлись знакомые контуперы. Он с ними торговал, когда плавал. Точнее, его команда торговала. Контрабанда, святое дело… Так его от нас почти сразу забрали, чего-то эти ребята контуперам должны остались.
– Бреи и демоны! Почему меня не разбудили?
– Дик не велел, – сказал Крыс. – Вообще, он здорово изменился после побега: когда не молится, начинает нести пургу – как греховно жил прежде…
– Боюсь, дорогой друг, именно встреча с вами так на него подействовала. Теперь Дик говорит, что остаток жизни намерен посвятить искуплению своих грехов и добрым делам. Боюсь, он стал праведником. После того, как уверовал… в вас.
– Этого только не хватало! – Я вскочил и крепко приложился башкой о медный светильник, свисающий с потолочной балки. – А, демон меня того-этого! Ладно, вправлю Дику мозги. Но сначала надо его от контуперов отмазать.
– Лупоглазый тут в авторитете, – пожал плечами Крыс. – Будешь говорить, замолви и за Дика словечко.
– Замолвлю, куда ж я денусь… Нам пожрать дали?
– Дали. – Крыс показал на лавку у стены.
На лавке, накрытая вышитым рушником, угадывалась какая-то снедь.
Я снял рушник, под которым оказалось вяленое мясо, сыр, яблоки, глиняный кувшин и несколько широких керамических пиал. Я взял пиалу, налил из кувшина козьего молока. Сжевал кусок сыра, запил, взял яблоко покрупнее и двинулся к выходу.
– Пожалуй, пойду.
– Удачи! И, пожалуйста, поинтересуйтесь нашим статусом…
– А то не выпускают нас! Сторожат. Ты скажи лупоглазому, чтобы копейщиков отозвал. А то я нервничаю. А если я нервничаю, то за себя не ручаюсь. Могу ведь и поближе подобраться!
– Скажу, – пообещал я и вышел.
За дверью обнаружился небольшой костерок, вокруг него молча сидели стерегущие нас дикари. Небо было усеяно крупными звездами. Звезды мне не понравились – было в них что-то ненастоящее, поддельное, как в сделанных из стекла бриллиантах, которые продают на ярмарке.
– И пусть парашу принесут! – крикнул вдогонку Крыс.
Парни с копьями вопросительно смотрели на меня.
– Назад! – приказал один из них. – Вернись в дом. Не велено!
– Я – Бьорн Нидкурляндский, – сказал я. – Кто тут по мою душу?
– Здесь, здесь, – суетливо вынырнул из темноты щуплый контупер. В свете костерка я заметил, что физиономию его украшает внушительный фингал. – Тебя Великий хочет видеть! Значит, Бьорн, да? Толстый, да? А я Ухо Дятла, я здесь почти главный, можно сказать, правая рука Касалана, да склюют ушуры его мерзкую плоть, и левая рука Острого Топора, да пусть он будет здоров, да!
Тараторящий абориген взял меня под руку и потащил в темноту.
– Помедленнее. Ни зги же не видно, куда наступать! – сказал я, смачно откусив от яблока.
– Дорога ровная, не бойся, здесь рядом, а я не подведу, да. Великий сказал, что ты тоже чародей. Так если надо чего – я все знаю, все слышу… Я полезный, Бьорн, да, полезный.
Я не ответил. Тогда Ухо Дятла прижался ко мне вплотную и взволнованно зашептал:
– Ты, главное, Великому про меня передай, что я кое-что слышал, да. Кто Касалану бежать договаривался помочь, когда Великий его еще не освободил… Только пусть меня завтра на работу со всеми не посылают, да, и мяса дадут. А я и про Острого Топора рассказать могу…
– Что ты собрался про меня рассказывать, сын змеи? – раздался из темноты грозный голос.
– Только хорошее, мой вождь, – подпрыгнув от неожиданности, воскликнул Ухо Дятла. – Только и исключительно хорошее, да!
– Проваливай отсюда, – распорядился Острый Топор, – и чтобы завтра утром был со сборщиками!
– За что?! – плаксиво вскричал Ухо Дятла. – Если слушать не надо, то я и не буду, да… Сначала поручает, да…
– Ладно, утром на доклад, а там поглядим. Ты еще здесь?
– Нет меня, нет, да! Я уже ушел, да…
– Бьорн Толстый, – приказали из темноты, – ступай сюда! Великий тебя ждет.
– Куда – сюда-то? – спросил я, пытаясь разглядеть хоть что-то и осторожно продвигаясь на голос.
– Сюда – это сюда!
Скрипнула дверь, и в ночь выплеснулся прямоугольник света.
– Заходи!
Я выбросил огрызок яблока и вошел в небольшой сруб вроде нашего, только земляной пол здесь весь зарос колосьями и лопухами. С балок потолка свисали благовонные масляные светильники, вдоль дальней стены стояла длинная лавка, рядом с которой располагалось роскошное меховое ложе, а на ложе, в обнимку с моей флягой, возлежал Энди.
– Бьорн! – радостно закричал он.
Энди вскочил, но, запутавшись в мехах, едва не растянулся на полу. Флягу он, конечно, опять уронил.
– Так ты теперь Великий? – спросил я, поднимая флягу. – Эка набрался-то, я тебя и не догоню небось!
– Догонишь, я в тебя верю. – Энди полез обниматься. – С тех пор как ты мне флягу подарил, это мое обычное состояние… Острый Топор, братушка, это Бьорн!
