Мы шлепнулись на траву, при этом лебедь-переросток с гулом приложился спиной о стену сруба и выпустил контуперку из когтей. Не обращая внимания на жгучую боль в раненой руке, я схватил барышню и отшвырнул себе за спину. Птица сложила крылья, ловко откатилась от дома, поднялась на лапы и, по-гусиному переваливаясь, с шипением двинулась на меня.
Небольшая, с маленький кочан капусты, голова лебедя-переростка была увенчана клювом с локоть длиной. Она угрожающе раскачивалась взад-вперед на изящной длинной шее высоко надо мной.
– Ну давай! – крикнул я. – Сразись с Бьорном, дрянь! Это тебе не девчонок тырить!
В предрассветном молочном сумраке следить за движениями пернатой пакости было трудно, но я, отступая, все-таки умудрился не прозевать первый клевок. Клюв со свистом устремился к моей груди. Я, не пытаясь уклониться, шарахнул кулаком навстречу – по кочану-голове – и удачно попал в один из блеклых глаз, украшающих кочан.
Лебедь-переросток, жалобно курлыкнув, отдернул голову и отступил назад. Я бросился за ним и со всей мочи пнул ногой, постаравшись вложить в удар весь вес тела. Нога погрузилась в мягкое, шипение усилилось.
– Что, птичка, не нравится? А что ты на это скажешь?!
Отступающая пакость снова попыталась меня клюнуть, но я сумел перехватить ее за горло и повис на ней, пригибая к земле, сжимая и скручивая пульсирующую шею изо всех сил, стремясь перекрыть доступ кислорода. Птица вновь расправила крылья, пытаясь взлететь, но куда там – я клонил ее все ниже. Теперь вместо курлыканья и шипения она издавала хриплый сип. Раненая рука ныла, но пока действовала… ну же, не подведи, мне бы еще чуть-чуть продержаться…
И тут, со всех сторон – словно звучал и снаружи, и внутри меня – прогремел голос Энди.
– И в небесах и под землею, – говорил, запинаясь, Энди, и слова его были пронизаны непреодолимой мощью. – На суше и на дне морском… пребудешь ты моим слугою! Ом!
Я застонал, отпустил шею птицы и упал на траву, пытаясь стряхнуть с себя наваждение. Для лебедя-переростка я, разумеется, был теперь легкой добычей, но поделать уже ничего не мог. Важнее всего было избавиться от чужой власти, не подчиниться ей, противиться… Надо же было так попасть… не ждал беды от Энди, не защищался. А он напал, напал подло, исподтишка… Слугою его быть! Подумать только – слугою! Скрипнув зубами от обиды, я изо всех сил захотел воли, покоя и воли… Свободы мне, демон всех того-этого, свободы!
И все прошло.
Ладно, сейчас я перед Энди так пребуду, что мало ему не покажется! А где, кстати, птичка, почему она до сих пор меня не склевала? Я огляделся.
И Энди, и лебедь-переросток обнаружились неподалеку. Энди стоял, гордо подбоченившись, но лицо его выглядело несколько растерянным. Рядом с ним стоял Касалан: в одной руке, как всегда, бубен; в другой, несмотря на то что было уже почти светло, – ярко пылающий факел. Перед Энди, покорно вытянув гордую шею, лежала птичка, напоминая чудовищную растрепанную перину. Жуткий клюв ее упирался Энди в подошву. Спасенная мной девица была тоже тут. Она стояла на коленях, обнимая Энди за бедра и уткнувшись носом ему в бок. Девица рыдала, Энди гладил ее по волосам.
– Послушай, Энди, – сказал я, подходя к ним и с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать на мерзавца. – Если ты немедленно не объяснишься… да жутко представить, какая ответка тебе прилетит, если ты не объяснишься!
– Бьорн, братушка, – пролепетал Энди, – какая муха тебя покусала?
Энди лепетал искренне, и я немного смягчился.
– Объясни, что ты сейчас сделал!
– Да я даже не знаю…
– Хватит мямлить! Напакостил, так и отвечай, как положено мужчине!
– Да не мямлю я! – Энди тоже начал сердиться. – Я за тебя испугался, что птица убить может. Ну и околдовал, чтобы помочь!
– Что именно сколдовал? Объясняй толком!
– «Контроль» сколдовал! На птицу! Правда, ты на ней тоже в это время висел…
– Контроль?
– Да! Заклинание, позволяющее подчинить себе неразумное и неагрессивное существо на время, эквивалентное интеллекту кастера! Ну, то есть в игре оно так действовало. А тут – не знаю. Тут, братушка, заклинания что-то странно себя ведут… Тут оно даже называется не «Контроль», а «Оковы тяжкие»… И, судя по времени «Животворящего дождя», интеллект у меня тут совсем немереный…
– Ну, спасибо, – сказал я. – Вот, значит, мы с птичкой. Посмотри на обоих внимательно и объясни: кто из нас существо неразумное, а кто – неагрессивное? Обидно даже!
– Братушка, я же как лучше хотел!
– Не брат ты мне, – сказал я, вздыхая, – чароплетина иномирская.
– Ну хватит дуться…
– Да не дуюсь я. Просто ты – маг, а не бог. Не сын Одного, понимаешь?
– Понимаю. А это что, плохо?
– Это, может быть, и хорошо. Не знаю. Просто мы – не родственники!
– Да я знаю, что не родственники, братушка!
Я засмеялся. Забавный парнишка, на такого трудно сердиться.
– Так, значит, ты говоришь – твой мир называется «Игра»?
– Нет. Он у нас вообще никак не называется. Мир и мир… я даже раньше не был уверен, что другие бывают.
– Ладно, – сказал я. – Потом наши миры обсудим… Касалан, ты, как местный, можешь рассказать – кого это Энди приручил?
– Это железная птица.
– Чепуха. Я с ней дрался – она мягкая!
– Их называют железными, потому что на них не действует оружие. Стрелы и копья отскакивают, мечи не в силах повредить им.
– А, в этом смысле… Довольно рыдать, милая, ты бедному Энди всю штанину уже промочила, – сказал я спасенной контуперке. – Да и опасность давно миновала. Кстати, что ты там делала, за домом?
Девица покраснела и ничего не ответила.
– Ну, и не важно, что делала – то и делала. Беги скорее домой, родителей успокой – волнуются небось…
– В самом деле, Лиана, – строго сказал Энди, – хватит уже! Ступай ко мне и подожди там. Я приду к тебе, как только с делами разберусь.
Барышня кивнула и, закрывая заплаканное лицо руками, ушла.
– Кстати, Огненный чародей! – сказал я. – Что будешь с прирученной птичкой делать?
– Пока не придумал, – пожал плечами Энди. – Касалан, что с ними вообще делают?
– Ничего не делают. Они очень редки, и до сих пор нам не удавалось ни убить, ни поймать ни одной.
– Гм… – сказал Энди. – Может, мне ее просто отпустить?
– Угу, – хмыкнул я, – а она оклемается и снова на барышень охотиться станет. У меня есть идея получше!
– А конкретно?
– Конкретно… Давай ее к Елене пошлем, с письмом от меня. Сумеешь?
– Не знаю. Но попробовать можно…
