– Энди, – окликнул Бьорн, заметив меня, – если в состоянии, помоги дровишек набрать. Дело как раз для такого верзилы. Отламывай сучья с деревьев, до каких допрыгнешь, они сухие.
– Ладно, – сказал я, – сейчас. Две минуты.
Трясущимися руками я сорвал с себя кроссовки и носки и, блаженно застонав, поставил пятки на теплый мягкий мох. Ступни мои окрасились от размокших кроссовок в симпатичный сиреневый цвет. Спасибо Марине Львовне, она покупала. Сэкономила. Поддержала отечественного производителя!
Бьорн продолжал безрезультатно колотить камнем по железке.
– Может, для начала тебе подсобить? – предложил я. – Чего ты мучаешься?
– Да сыроваты малость дровишки, – отдуваясь, сказал Бьорн. – Подсоби, если не сложно.
– Раз плюнуть. Я, как-никак, Огненный чародей!
Накануне, пока Бьорн с подельниками отсыпались, я много времени просидел над листом с заклинаниями. Все мне за один раз было не выучить, поэтому я выбрал пять, показавшихся наиболее полезными. И сейчас мне даже не пришлось прибегать к помощи распечатки – «Зажигалку» (по-новому «Благословенный очаг») я помнил наизусть.
– «Хоть буря снежная ярится, – продекламировал я, показывая на сложенные ветки. – Хоть ветер обдает дождем: из искры – пламя возгорится. Ом!»
Дымом запахло сразу. Ветки вспыхнули через пару секунд.
– Здорово у тебя выходит, – похвалил Бьорн, отодвигаясь от жара весело потрескивающего костра. – Лихо. Может, научишь при случае?
– Запросто, – сказал я. – Мне не жалко. Странно, что ты такой простой фигни не умеешь.
– Ну, мало ли кто чего не умеет. – Бьорн смутился. – Учитель тоже, бывало, говорил… Впрочем, давай лучше не сейчас. Сейчас все-таки надо дров набрать, ночь скоро.
Я пожал плечами и поковылял к ближайшему дереву (ох, ноги мои, ноженьки)… Дерево было похоже на сосну, но не сосна, лиственное. Действительно, сушняка и прочего хвороста на мху под деревьями было не видно. Я встал на цыпочки, дотянулся до нижней ветки и повис (ветка была толстая и сухая). Из-под дерева на меня не мигая смотрел Касалан. Я висел, как тряпка, и чувствовал себя полным болваном.
– Душно, – сказал я Касалану, дрыгаясь в попытке сломать проклятый сук. – Неужели и ночью будет так душно?
– Да, – разлепил синие губы Касалан. – Ночь будет теплой.
Ветка не ломалась. Потихоньку перебирая руками, я пополз к концу сука, увеличивая рычаг, но не дополз и сорвался, едва не свалившись на графа.
– Осторожнее, прошу вас! – возмутился тот. – Нельзя быть таким неуклюжим.
– Советовать все мастера. Помогли бы лучше!
– А идите-ка вы в задницу, дорогой мой, – ласково сказал граф, глядя в небо и улыбаясь.
– Гм, – сказал я растерянно, поскольку никак не ожидал наезда от графа. Может, ослышался? – Куда идти?
– В задницу, – любезно повторил граф, все так же блаженно улыбаясь. – Не обижайтесь, но ваша жизнь в серьезной опасности. Позвольте объясниться. Дело в том, что сначала, когда мы только вышли, я нес свои вещи – и все было хорошо. Потом я нес свои вещи и поклажу Касалана, и все оставалось неплохо. Дальше я нес свои вещи, поклажу Касалана и мешок Крыса. Затем я отдал поклажу Касалана, мешок Крыса и свои вещи Касалану – и нес Крыса. Наконец я лег здесь и поклялся заколоть любого, кто потребует от меня активных действий в течение ближайшего часа. Меч у меня под рукой. Вы следите за ходом моей мысли, любезный Энди?
– Да лежите себе! Кто против? Костер-то надо…
– Костер немного подождет, – отмахнулся граф. – Я вижу, вы сами на ногах не стоите. Мой вам совет: ложитесь отдохнуть рядом. Бубен большой, небо бездонное, а о Крысе обещали позаботиться Бьорн и Касалан.
– Благодарю за совет, – искренне поблагодарил я графа, растягиваясь рядом и положив голову на свободную часть бубна.
– Странные листья, – сказал граф, глядя вверх. – У меня на фамильном серебре выгравированы точно такие же. Хотя я точно знаю, что мои предки никогда не бывали в этих краях.
– А у меня нет фамильного серебра, – вздохнул я и, вспомнив доставшиеся от деда в наследство миски и ложки, добавил: – Только фамильный алюминий.
– Наш род не настолько богат, – вздохнул граф, – мы никогда не владели алюминием…
– Простите, если вопрос неуместен. Но я с утра хочу спросить: почему вы пошли с нами, граф? Мотивы Дика и Крыса более-менее понятны, а вот ваши… Или тут просто тяга к странствиям и любопытство?
– Не без любопытства, конечно. – Граф с иронией скосил на меня глаза. – Видите ли, дорогой друг, домой возвращаться мне нет никакого резона, в Чеширии я объявлен вне закона, там меня просто казнят. Но мне здорово повезло попасть именно на земли контуперов. Перед тем как заявить о своих законных притязаниях, я хочу узнать больше. Это своего рода рекогносцировка.
– Погодите, – удивился я. – О каких притязаниях речь?
– Это забавная, хотя и немного грустная история. Дело в том, что в войне… вы знаете о войне?
– Я о многих войнах знаю. Но все они случились в другом мире.
– В нашем их тоже было немало. Да и будет, к сожалению… Но случившееся двести лет назад противостояние магов с Одним и богами мы называем просто – Война. С большой, так сказать, буквы. Война эта длилась два десятилетия, в нее были втянуты все народы. И не только люди: на стороне магов сражались считавшиеся до того непобедимыми рогатые брей и часть демонов, а за Одного и богов бились драконы. Чеширия, к счастью, сразу встала под руку Одного…
– Что-то вы слишком издалека начинаете! – зевнул я.
Меня опять клонило в сон. Мимо прошелестели шаги, я повернул голову и увидел Ухо Дятла, который, перекосившись, пер два больших, литров на десять, котла, наполненных водой. Приятно было видеть этого достойного контупера молчащим. Уходили сивку крутые горки… хватит с нас графа.
– Так надо, друг мой, – сказал граф, – впрочем, я уже перехожу к сути. В одной из решающих битв Войны отличился простой чеширец. Он сразил мага, одного из самых могущественных на то время. И, разумеется, сам пал – превратился в камень, таково было посмертное проклятие чародея… Кстати, если не секрет, а вы на себя какие посмертные проклятия наложили?
– А вы?!
– Но я же не маг… я вас прекрасно понимаю, любезный друг. Будь я магом – тоже не стал бы болтать о таких вещах. Так я дорасскажу. Вы, наверное, уже сами догадались, что этот ловкий чеширец был граф Константанцинный, прямым потомком которого являюсь я.
Генеральный секретарь церкви Одного, а этот пост в те страшные годы занимал герцог Апап, издал эдикт. Поскольку свободных земель на тот момент не было, а наградить окаменевшего героя было необходимо, эдикт объявлял и сам доблестный монумент, и его наследников королями Всея Контуперии и Окрестностей – тогда уже было известно, что за морем живет такое племя. Один эдикт одобрил и подписал.
