– Послушницы давали обет страданий, – неутомимо болтал граф, – теперь им представится прекрасная возможность его выполнить. Конечно, не их вина, что у бывшей нададмиралыии так непросто сложилась судьба, но не на необитаемый же остров ее было высаживать… И не будем сильно грустить, друзья мои. С определенной точки зрения эту ссылку можно рассматривать и как повышение, ведь монахини называют себя невестами Одного!
– Называть-то называют, – мило улыбнулась Елена и взяла тюбик с помадой. – Но я что-то не слыхала, чтобы Один польстился хоть на одну из них. Надо будет ему посоветовать при случае…
Ну да, конечно, солидарность у этой ехидны, размечтался. Хотя солидарность-то женская, а это что-то навроде любовной ненависти или ледяной горячки. И направлена не на других баб, а исключительно против нас, мужиков… Я в последний раз попытался сложить поднос и полюбоваться изображением, но Пугатель был безнадежно испорчен. Тогда я бросил обломки подноса в костер.
– Да гори все синим пламенем! – сказал я в сердцах. – Раз все равно, кроме меня, никому не нужно!
Мне не ответили, даже граф промолчал и не полез с утешениями. Они все боялись моего Пугателя, и никто так и не смог разглядеть, какой он на самом деле: добрый, веселый, застенчивый… Он должен был пугать только плохих людей… ну и нелюдей – тоже пугать. Значит, моя ошибка. Где-то я недоработал, не смог выразить… Ладно.
Ко мне подсел Крыс – они с Касаланом закончили навес над Энди. Крыс тяжело вздыхал и мялся. Судя по всему, он хотел мне что-то сказать, но не решался.
– Валяй уже, – поторопил я. – Скромность тебя не красит.
– Ты, Бьорн, это… – сказал Крыс, краснея и кладя мне на колени пропавший амулет Гарика, корень Ишгаш. – Ты обронил там, в камере… все забываю отдать.
– Спасибо, – проворчал я. – Премного благодарен за заботу.
– Я тебя не знал совсем. Ты не серчай, Бьорн, оно как-то само вышло. Машинально…
Машинально он… забывает он… Эх, а ведь мы наконец застряли. И застряли далеко от драконьих гор. Вполне возможно, что мне уже сегодня с Росомахой придется стукнуться. Да и Тор должен припожаловать, вернее, сначала демон. Простить их всех, что ли? Мало ли как сложится. Очень скоро, может быть, меня начнут укокошивать и загонять в Черные Ямы…
– Ладно, дружище, – сказал я Крысу. – Ерунда. Все в порядке.
Потом я потерся щекой о Еленино плечо. Вот интересно, почему первый шаг к примирению всегда делаю я?
– Ура, дуться перестал, – шепнула Елена, покусывая меня за ухо. – Ты не прав, котенок, но давай больше никогда не будем ссориться. Никогда-никогда! А я тебе потом расскажу, какой ты свинтус…
– Ладно уж, – буркнул я, машинально стирая с уха предполагаемую помаду, – чего уж. Смотри только, не забудь рассказать.
– Не забуду! – уверенно пообещала Елена, хотя и так давно было известно, что она ничего не забывает и любую мелочь, о которой я и думать забыл, имеет обыкновение припоминать в подходящий, по ее мнению, момент.
– Лучше давай обсудим, как быть, – сказал я. – Может, оставим Энди на попечение Касалана, а сами дальше двинем? Росомахе и подадмиралу они не нужны.
Мы посмотрели на Энди. Он лежал на спине, бледный и безучастный. Сосредоточенно разглядывал свой полог. Помаргивал. Касалан сидел рядом с ним, пытался вложить в рот мага какие-то свои знахарские ягоды. Однако челюсти Энди были сжаты крепко, до желваков на скулах, и у шамана ничего не получалось.
– Плохая идея, – возразила Елена. – Ты что, вояк не знаешь? Повесят обоих. В порядке развлечения и чтобы не иметь за спиной непонятных людей. Росомаха, поди, давненько никого не вешал. Соскучился по этому занятию…
– Морпехи церемониться не будут, – согласился граф. – У подадмирала же, при всех его достоинствах, разговор с представителями низших сословий короткий.
– Да и демон вот-вот появится, – добавила Елена, – у меня спина чешется, верная примета.
– Вы лучше про демонов расскажите еще, – попросил Дик, подбрасывая в костер сучьев. – Какие они? Опасны очень?
– Гнусные они очень, вот какие, – сказал я, чеша подставленную Ленкой спину. – И даже не то чтобы гнусные, скорее гнусненькие, понимаете? И не то чтобы опасные…
– Опасненькие, – гнусно прошамкал беззубым ртом демон, внезапно появляясь среди нас, – опасненькие и нехорошенькие, да. И не пожалеют никогда, такие уж они жестоконькие. Обидеть все норовят, подленькие, обмануть старенького. Обкузьмить и объегорить, обобрать и обломить…
Меня всегда раздражала эта демоническая манера появляться внезапно – секунду назад его нет поблизости, и вот, пожалуйста, он уже перед тобой, сидит между Диком и графом, бесцеремонно положив свою корявую клюку Дику на колени. Этот демон был невообразимо стар. Тщедушное тельце венчала трясущаяся усохшая головка, сидящая на тощей шее с несоразмерно разросшимся кадыком – абсолютно лысая, даже без бровей, правда, заросшая неопрятной седой бородой. Кроме бороды костлявое тельце до колен прикрывала заплатанная холстяная рубаха, когда-то, видимо, белая. Демон был бос и грязен, от него пованивало.
– Оболгать там, объемелить, – продолжал монотонно костерить демонов демон, загибая в такт словам пальцы с длиннющими, завивающимися в спираль ногтями, – облапошить, объюлить, обездолить и обделать, а потом объегозить…
– Хватит! – крикнул Крыс, зажимая уши, – это перечисление уже достало!
– Молоденький ты еще, – укоризненно сообщил Крысу демон, взял в костлявые руки клюку и перетянул Крыса по хребту, – и сопливый детинушка. Перебил старикашечку древнего, получай же за это по спинушке!
– Без рукоприкладства попрошу, – поморщилась Елена, – что еще за новости! На Земле, в присутствии богов! На Небо захотел?
– А имею такое я правушко, – не испугался демон, – так что нечего личиком морщиться. Я ведь тут не по собственной воленьке, я тут – дедушка, посланный боженькой! Задержи, говорил мене Торушка, ты нам Бьорнушку этого Толстого, дисциплинушку всю нарушавшего, на законники наши плюющего, да до моего появленьица…
– Это мы и без тебя поняли, – сказал я. – Выпить хочешь?
– С удовольствием да привеликоньким, – прошамкал демон, – но на службушке вроде нельзятеньки. Вот пожалуй к нам в Ямушки Черные – там отпразднуем это мы делушко, там мы выпьем с тобою за встреченьку…
– Невеселая служба, – сказал я, – тем более я пока в Ямы не собираюсь. Как прикажешь тебя называть?
– Ишь, какой толстячок любопытненький, – забеспокоился демон, – назову я ему свое имечко, а он будет меня призыватенькать, по нуждишке ли там аль без повода! Сам ты в Ямушки можешь не хотенькать, да приговорчик-то должен исполниться, коль подписан самим он Верховненьким! Познакомимся в Ямушках ближе мы, поглядим на твое исправленьице… Пока кличь меня, Бьорнушка, Лысеньким, ну а я тебя буду Плешивеньким. Потому как обидное прозвище, неприятное демону, – «Лысенький»!
